Просроченное завтра - Ольга Горышина

— Лен, мы приехали. Куда теперь?

О, елки ж зеленые — она глядела в окно, но даже не заметила в лесу круглые радары.

— А вот прямо здесь и тормози! — от удивления аж закричала Алена, и Стас с такой силой вдавил в пол педаль тормоза, что засвистела резина.

Алена прикрыла глаза. Идиотка, чего она орала…

— Здесь и оставить машину? — спросил Стас спокойно.

Алена махнула отяжелевшей рукой вперед через дорогу.

— Вон домик!

Черный приземистый домишко втиснулся между двумя обычными деревенскими домами и от дороги отгородился обычным забором.

— Здесь долгое время жили ее родственники, Трашковы. Потом дом отремонтировали… Ну, не то чтобы его можно было спасти — он на полметра в землю ушел, и потому шесть венцов настоящие, а так… Люлька, стол, лавки, образа, все притащили сюда, когда дом выкупили под музей. Сюда не в августе надо приезжать, а в июне на день рождения Пушкина. Помню, как маленькой пела «Во поле березка стояла»…

Алена глядела на забрызганное грязью крыло. Колесо провалилось прямо во вчерашнюю лужу. Идиотка. Машина была более-менее чистая. До нее!

— Аленка, ты, что ли?! — вывалилась из калитки старушка.

— Баба Нина, здравствуйте! — точно робот проскрипела Алена, чувствуя, как холодеет спина, а уши наоборот разгораются пожаром.

— Я-то грешным делом решила, что за картошечкой… — прошамкала беззубым ртом старушка, вглядываясь в машину и ее владельца.

— Так мы за картошкой, — не дал ей договорить Стас. — Аленка, твоим надо? Или только моим?

«Аленка» эхом разорвало уши, но за «моих» она Стаса поблагодарила. Умеет шельмец выкручиваться не только на темных лестницах.

— Моим ничего не надо. А Марине возьми еще соленых огурцов. Лучше бабы Нины их никто не солит.

Стас кивнул — может, ему тоже приглянулась идея с Мариной? Он вынул большую купюру и сказал, чтобы без сдачи. Старушка запричитала, и Алена, заметив бегающий взгляд Стаса, поспешила спросить разрешения оставить тут машину, потому что они идут в домик Арины Родионовны.

— Так закрыто ж, Аленка. Они в Суйду все уехали. Что-то там с усадьбой творят… Когда вернутся, не знаю…

— Как так? — Алена беспомощно развела руками. — У меня экскурсия. Они должны были быть открыты…

— В другой раз, — улыбнулся Стас, захлопнув багажник. — Пищи духовной не получилось, зато недуховная теперь есть. Не киснуть! Ты ж не капуста. Садись в машину.

С тяжелым вздохом она залезла на прежнее место.

— Значит, приедем в другой раз, — Стас не тронул ее даже за плечо, не то что за волосы, потому что старушка продолжала зорко следить за ними подслеповатыми глазами. — И вообще два музея в одну неделю для новичка, как я, перебор. Алена, а почему ты сразу не сказала, что ты не Лена, а?

Алена подняла глаза и отчеканила:

— Теперь я Лена. Пожалуйста, никогда не зови меня Аленой.

Стас кивнул и завел машину.

Никогда прежде дома у Алены не было такой тишины. Все как воды в рот набрали. Даже у Стаса пропало врожденное красноречие после того, как он рассказал, что восхищен игрой Макса и историей бабушкиного брата. Ему кивали, но и только. Привирать, как с Максом, с мамой и бабушкой он себе не позволял, а убедить их, что он не верблюд, было под силу лишь Кашпировскому. Сила убеждения Стаса распространялась только на подчиненных в силу финансовой зависимости, но не их родителей, по глазам которым было видно, что они б сами доплатили дочери, чтобы она с ним никогда не познакомилась. Алене давно не было так стыдно за мать. Вернее, ей впервые было стыдно — она ж ее ни с кем не знакомила. Серега все же отличный пацан — даже обдолбанный не сказал про нее ничего и никому. А, может, он ее забыл? Ну ведь бывает, наверное, такое у наркоманов. А вдруг? Хорошо бы так оно и было… Она его после вчерашнего поцелуя точно забыла и никогда не вспомнит.

Заодно ей стало стыдно за то, что в доме не обитали салфетки, а в пакете их оказалось слишком мало. Видеть Стаса среди висящего в ванной белья не хотелось, но что поделать — хорошо, что ее вещей там нет. Они пробыли в квартире меньше часа, а Алене казалось, что уже наступило утро. Стас еще пытался что-то говорить. Даже коснулся политики и экономики. В них он разбирался всяко лучше неблагодарных слушательниц. Встать и уйти они не могли, хотя все задыхались в обществе друг друга. Стас сделал, кажется, все, чтобы выглядеть просто, но лучше бы приехал в галстуке — тогда бы натянутая обстановка не была такой обидной.

— И вы считаете, что это сильно ударит по экономике России? — спросила мать так громко, что у Алены зазвенело в ушах.

— Не важно, что я считаю про страну. Я не экономист. Я просто торгаш, как говорит мать, — слишком тихо ответил Стас. — Дело в том, что оно уже ударило по нам и это не предел. Но я в этом бизнесе уже давно и не из таких ям вылезал. Мы с Сашей со всем справился. У нас неплохая для этого команда подобралась.

Он метнул быстрый взгляд в сторону сидящей навытяжку Алены, и та вспыхнула. Лицо матери осталось непроницаемым. С таким она зачитывала оценки за контрольные.

— За дочь не переживайте, — повторил он прямым текстом то, о чем толковал битый час с неизменным неуспехом.

— А я и не переживаю. С чего вы взяли, что я не доверяю дочери?

Алена попыталась выдержать взгляд матери, но не смогла. Господи, была бы кухня хоть чуть побольше — спина отвалится на табуретке. Дайте стул хотя бы! Или на диван наконец пересядем!

— Стас, хочешь я покажу тебе свою любимую игру?

Надо было раньше о ней вспомнить! Стас подлетел со скоростью ракеты, чуть не опрокинув табурет, и Алена за один прыжок оказалась в большой комнате у книжного шкафа. За книгами лежала перетянутая резинкой стопка карточек.

— Это мы с Максом сделали из старых открыток. Они разрезаны на четыре части. Каждому игроку раздается по шесть карт, ходим по очереди. Собранную открытку убираем. У кого не осталось на руках карточек, тот и выиграл. Играем?

— Играем. Только вдвоем в такие игры не играют.

— Я должна вымыть посуду, — ответила мать из прихожей.

Чашки ополоснуть, да? Алена глянула на нее с нескрываемой злостью.

— А мы бабушку попросим с нами сыграть, — тут же нашелся Стас.

— Да, бабуль? — поддержала его Алена.

Они действительно сыграли один раз. С лица Стаса не сходила улыбка, когда он видел собранные открытки, и то и дело говорил, что у них такая тоже была.

— Даже не знаю, хранят мои их или нет. А тут такое погружение в детство. Как же мы с сестрой не додумались превратить их в игру?

Вопрос был риторический, но усевшаяся в кресло мать не удержалась от комментария: