Камень. Книга 11 - Станислав Николаевич Минин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Соней за накрытый столик на носу яхты мы сели ближе к полуночи, я разлил по бокалам шампанское, сказал пафосный тост, мы пригубили, и я, работая на опережение, тут же с улыбкой заявил:
— Сонечка, теперь твоя очередь открывать мне свои тайны. Чем желаешь похвастаться?
— Вот ты хитрый! — делано возмутилась норвежка. — Мы так не договаривались! Это ты из нас двоих живешь интересной и насыщенной жизнью, а я так… Изо дня в день жду своего принца в высокой башне с одним-единственным оконцем.
— Хорошо, зайдем с другой стороны. Что там среди девчонок наших происходит? Чем они дышат?
— Панцулаей они дышат, — улыбалась Соня. — У тебя и братьев твоих подробности исчезновения Елены спросить опасаются, и приходится им наблюдать за настроением Фрица. Кстати, Алексей, а у Фрица-то настроение неплохое, как я успела заметить. Что скажешь?
Я сделал вид, что нахмурился:
— И опять как бы я должен тебе что-то рассказывать! Вот что с тобой делать? — И улыбнулся. — Но мне эта черта твоего характера нравится.
Соня прищурилась, а в ее глазах появилась хитринка:
— А что во мне тебе еще нравится?..
***
Обнаженная баронесса фон Мольтке, закинув ногу на лежащего рядом цесаревича, водила по его груди наманикюренными коготками:
— К твоему сведенью, Саша, меня все твои приятели высокородные после той вечеринки задарили цветами и подарками.
— Да что ты такое говоришь, Шурочка?! — хмыкнул великий князь. — Кто бы мог подумать!..
— Среди подарков попадаются и весьма недурные образцы ювелирного искусства, — продолжила баронесса. — И очень дорогие. Кроме того, к подаркам и цветам частенько идет записка, в которой мне принцы предлагают отужинать в любом ресторане Лазурного побережья на выбор. Прямые телефоны принцев прилагаются.
Александра замолчала, ожидая реакции Александра, и она через какое-то время воспоследовала:
— Убью! — сквозь смех коротко бросил цесаревич.
Фон Мольтке рассмеялась тоже и впилась коготками в грудь великого князя:
— Я почему-то тоже так подумала. Ладно, милый, теперь о делах наших скорбных. Соответствующее донесение я уже Леше Нарышкину отправила, тебе решила доложить лично. Во-первых, что касается меня — мой рейтинг в светских кругах Европы после вечеринки и тех танцев резко повысился, и не последнюю роль в этом сыграло галантное поведение твоего сына. Понимаешь, о чем я?
— Да.
— Во-вторых, европейский свет ждет реакции Романовых на ту провокацию в Мадриде. Строятся разные версии, одна из которых — полная ликвидация вами рода Савойских. От себя добавлю: если вы действительно на это решитесь, никто вас, понятно, в открытую поддерживать не собирается, но и сильно возмущаться тоже. Одним словом, Савойские успели столько наворотить за последние лет сто пятьдесят, что по их безвременной кончине плакать никто не будет.
— Принято, Шурочка.
— И последнее. В среде немецких и английских спецслужбистов, коих сейчас в Ницце как собак нерезаных, наметилось нездоровое оживление. Явно готовится что-то серьезное. Мои попытки получить хоть капелюшечку, хоть крошечку информации закончились неудачей.
Великий князь ласково погладил баронессу рукой по роскошному бедру:
— Шурочка, прекращай эти попытки, не свети свой интерес лишний раз. Нездоровое оживление немецкой и английской спецуры вызвано тем, что Савойские обратились к наемникам и заказали устранение Вильгельма и Георга.
— Вот это да!.. — вскинулась фон Мольтке, невольно упершись соском тяжелой груди прямо в губы Романова. — А у Филиппа стальные яйца! Кто бы мог подумать!
Цесаревич не удержался и стал целовать грудь баронессы, но та порыв страсти своего любовника решительно остановила, шлепнув Романова ладошкой по голому прессу:
— Делу время — потехе час, милый! — наигранно нахмурилась она. — И что там с Савойскими?
Александр, и не думавший обижаться, пояснил:
— Ты права, яйца у Филиппа действительно стальные, только вот мозги, похоже, деревянные. Хотя… Короче, сын мой, Лешка, ситуацию вроде как разрулил, Савойские заказ отменили, но Гогенцоллерны с Виндзорами об этом пока не знают. Так что тебе еще пару дней придется лицезреть нездоровую активность английской и немецкой спецуры…
Цесаревич хотел добавить что-то еще, но его прервал активный стук в дверь каюты.
— Николаич! Николаич! — Александр без труда узнал голос Кузьмина. — Тревога! Государыня пошла на абордаж яхты!
Цесаревич одним слитным движением вскочил с кровати, глянул на часы, показывающие четыре утра, и не удержался от комментария:
— Хоть снотворное этой интриганке-контрразведчице подсыпай! Даже ночью покоя от матушки нет!..
Дальше он схватил с края кровати одеяло и накинул его на баронессу:
— Укройся, милая. И ничего не бойся.
А в дверь продолжали стучать:
— Николаич! Валить тебе надо! А пассию твою я сам с посудины выведу…
***
Фон Мольтке поразилась изменениям, произошедшим с великим князем, — еще минуту назад это был нежный, отзывчивый и ласковый любовник, а сейчас… Сейчас перед женщиной был совершенно другой человек, вернее, не человек, а самый настоящий зверь! Резкий, быстрый, собранный — баронесса и не заметила, как Александр натянул трусы и раскинул по двум стульям их разбросанные в порыве первой страсти вещи. Как он оказался около двери, тоже выпало из внимания фон Мольтке.
— Чего так долго, Николаич? — В каюту протиснулся печально известный Александре господин Кузьмин. — Извиняться не буду, но свое почтение уважаемым коллегам из внешней разведки выказать обязан. Баронесса, наше вам с кисточкой!
— И вам, Иван Олегович! — фон Мольтке помахала Кузьмину рукой.
— Ваня, — рявкнул цесаревич, — хватит по своему обыкновению разыгрывать комедию! Откуда матушка могла узнать?..
— Не иначе стуканул кто-то, — вздохнул Кузьмин. — Или просто государыня сложила два и два, поглядев на твои постоянные исчезновения. Кроме того, Вова Михеев якобы в засаде, твое отсутствие на положенном спальном месте… Вот государыня и устроила самую настоящую облаву. А чего ты не одеваешься-то? В одних труселях на рывок пойдешь? Несолидно, если тебе интересно мое мнение.
— Ни на какой рывок я не пойду! — отмахнулся Александр. — Еще я от собственной матери не бегал! Кроме того, невежливо будет лишить государыню удовольствия удовлетворить ее любопытство.
Кузьмин пожал плечами:
— Хозяин — барин… Тогда я, с твоего позволения, тихонько растворяюсь в предрассветном тумане.
— Нет, Ванюша, ты остаешься здесь и выдаешь моей матушке весь расклад. Сыграешь роль некоего медиатора.
— Я не буду никаким медиатором, Николаич! — Кузьмин демонстративно отодвинулся от Романова. — Я женщин люблю!
— Все