Капитали$т: Часть 2. 1988 - Деметрио Росси

— Яков Наумович по мелочам людей не дурит, — усмехнулся я. — Нормально там все, не беспокойтесь!

Серега тяжело вздохнул.

— Если менты это богатство найдут, то все. Хана. Десять лет как с куста. А раньше бы вообще расстреляли нафиг. Я не пойму, парни. Держать валюту и золоту опасно. Потратить сложно. Нафига козе баян, объясните!

— Потому что наш родной советский рубль тяжело болен и вот-вот помрет, — сказал я. — Держать кучу наличных рублей — дурь несусветная. Это как сидеть в жаркий день возле большой горы мороженного и смотреть, как оно потихоньку тает и тает…

— Ну, не знаю… — сказал Серега, с сомнением качая головой.

— Деньги нужно держать либо в каком-то товаре, либо в валюте, — сказал я. — Только так получится сохранить.

— Ты это все добро заныкай получше, — заметил Валерик. — А то и правда, не ровен час…

— Обязательно, — ответил я, подавив усмешку. Действительно — смешно. В квартире у первого секретаря горкома — валюта и золото. Куда из прятать — черт его знает… В вентиляцию, что ли, как в романе Булгакова…

— А если придут с обыском, то скажу, что подбросили враги, — по-булгаковски добавил я, уже не скрывая усмешки.

— Вообще, все правильно, — сказа Валерик. — Я вчера за каким-то хреном программу «Время» посмотрел…

— Ну ты даешь! — улыбнулся Серега.

— Да ничего смешного, — сказал Валерик мрачно. — Все катится к чертовой матери. Армяне с азербайджанцами друг друга режут — дружба народов, хрен ли. Уже войска туда вводят. Такого же никогда не было…

— Теперь будет, — сказал я.

Мы пьем «Пепси», закусываем принесенными Валериком бутербродами с «докторской» колбасой и рассматриваем доллары. Жизнь почти прекрасна. У моих компаньонов очень серьезный вид, они как будто даже повзрослели на несколько лет, приобщившись к запретным сокровищам. Экструдер без перебоев выдувает пленку. В ресторанах мы уже свои люди, раскланиваемся с завсегдатаями, которые большей частью — наш брат-кооператор. От спиртного начинает слегка пошаливать печень. Центровые таксисты узнают нас в лицо, так что объяснять куда ехать — не нужно. В институте я почти не появляюсь.

Тем утром я, как обычно, шел в наш офис в ДК — неспешно и важно, как и полагается начальнику. Утро выдалось жарким — середина июля, как-никак, на небе ни облачка, десять утра, и день предстоит знойный и пыльный. А у нас даже кондиционера нет, мрачно подумал я. Буржуи недоделанные, не можем достать банального кондиционера, охлаждаемся вентиляторами, словно какие-нибудь папуасы. Нам обещали привезти БК — самый ходовой советский кондиционер, с переплатой, естественно, но воз и ныне там, в эпоху тотального дефицита обещанного ждут три года…

— Молодой человек! Молодой человек! Извините, пожалуйста…

Что такое? Это, кажется, меня. На обочине стоял пыльный видавший виды «Москвич» с открытым капотом, а рядом с ним — два мужика — тоже пыльные и видавшие виды.

— Не могли бы вы подсказать… — обратился ко мне один из мужиков. Выглядел он очень уставшим и несчастным. Совершенно безопасным.

— Да, да… — вежливо сказал я, останавливаясь возле «Москвича».

В ту же самую секунду меня схватили сзади и заломили руки.

Вот и приехали, пронеслось у меня в голове. Это кто ж такие? Естественно, ни о каком сопротивлении и речи быть не могло, приняли меня очень профессионально, запихнули на заднее сиденье, и пыльный «Москвич», взревев мотором, рванул с места в карьер. Слева и справа от меня сидели мрачного вида мужчины.

— Только без глупостей, — сказал мне тот, который был слева. — Будешь сидеть тихо — больно делать не будем. Будешь трепыхаться… — в этом месте он многозначительно замолчал.

— Вы кто такие? — переведя дыхание, спросил я.

Мужчина, сидевший рядом с водителем, повернулся ко мне. Мелькнула красная книжечка.

— Гозбезопасность, — сказал он отрывисто.

Так. Уже хорошо, что не бандиты. А может быть и не очень хорошо. Если гозбезопасность, то меня должны отвезти в самое логово кровавой гебни. Которое, как известно, расположено в центре. А мы почему-то едем в совершенно противоположную сторону — на западную окраину. Это немного напрягло меня. Хотя, с другой стороны, если везут не в саму контору, то, возможно на какой-то неформальный разговор… На какой? Что у них есть? Да твою ж мать, пронеслось в голове. Доллары и золотые десятки так и лежат у меня в комнате, в шкафу. А если сейчас обыск? Мысли метались безо всякого толка. Нужно брать себя в руки… Нужно.

— Я задержан⁈ — громко поинтересовался я. — Если задержан, то почему не составлен протокол задержания? Если арестован, то где ордер на арест? Что вообще происходит? Вы вообще понимаете, что творите⁈

Сидящий справа мужик, не сдерживаясь, заржал. А сидящий впереди лениво сказал:

— Сейчас приедем, там тебе все объяснят.

— В приемной у меня насидитесь! — решил вконец обнаглеть я. За что тут же получил ощутимый тычок в бок.

Черт знает что! Может они меня перепутали с кем-то? И тут, словно в ответ на мой невысказанный вопрос, ко мне снова повернулся сидящий спереди.

— Значит, слушай меня внимательно, Петров Алексей Владимирович. Сейчас мы выйдем из машины и пройдем в одно место. Там с тобой хотят поговорить. Чтобы вел себя спокойно и тихо. Иначе сделаем больно. Понял?

Я кивнул. Чего уж непонятного! «Москвич» заехал на территорию недавно построенного микрорайона и притормозил у новенькой двенадцатиэтажки, почти вплотную к подъезду. Кажется, она еще была не заселена. И, кажется, что я таки не арестован. Хоть какая-то радость.

Мои спутники провели меня до квартиры на третьем этаже — двое впереди, двое сзади. Подъезд пах свежей краской, штукатуркой и еще чем-то строительным.

— Заходи, — указал на дверь один из похитителей. Я потянул за ручку — дверь была открыта.

— Приехали? Проходите, Алексей Владимирович, не стесняйтесь! — раздался голос откуда-то из недр квартиры. Я прошел пустой коридор и оказался в комнате.

Комната почти без мебели. Три стула, какие-то ящики и коробки. Но чистая — никаких пятен краски и других следов ремонта. В комнате двое мужчин. Один — неопределенного возраста, может быть за тридцать, а может и около пятидесяти, какой-то серый, в дешевых индийских джинсах, сандалиях и полосатой рубашке поло. Второй — молодой, может быть лет