Капитали$т: Часть 2. 1988 - Деметрио Росси

и сигаретами, думаю я. Также, в активе две машины, о чем еще полгода назад и мечтать не могли. Деньги лежат в двух коробках из-под обуви. Большей частью, двадцатипятирублевки. Сотенных и полтинников мало. Денег больше пятидесяти тысяч, и каждый день приходят и приходят новые.

Я звоню в кафе «Уют», Якову Наумовичу.

— Але… — спрашивает всегда недовольный, слегка дребезжащий голос.

— Вы на месте, Яков Наумович? — вежливо интересуюсь я.

Яков Наумович взрывается наигранным недовольством. Конечно, он на месте, куда он может деться, он простой пенсионер, не дипломат и не депутат!

— Есть дело! — говорю я загадочно.

Яков Наумович саркастичен. Он очень удивлен, что у современных молодых людей — законченных бездельников — вдруг появляется какое-то дело! И если у меня есть дело, то почему бы мне не заняться им прямо сейчас, вместо того, чтобы отвлекать пожилого человека, у которого почки и желчный пузырь?

Я еду в кафе «Уют». На дверях вывеска «Переучет», но я спокойно захожу, киваю официанту, и тот проводит меня в мозговой центр империи Евгения Михайловича Лисинского — в подсобку. В подсобке Яков Наумович, как всегда, страдает над бутылкой минеральной воды. Он меланхоличен и настроен пофилософствовать.

— Это у вас-то дело? — иронично спрашивает он меня.

Я с улыбкой киваю.

— У меня!

Яков Наумович небрежным жестом указывает на свободный стул и обреченным тоном говорит:

— Рассказывайте!

Я начинаю рассказывать.

— Дело в том, Яков Наумович, — говорю я, — что у меня и моих друзей скопилось… как бы это правильно сказать… скопился некоторый излишек резаной бумаги от Госбанка СССР. И мы хотели бы… Вы понимаете?

Яков Наумович тяжело вздыхает.

— В наше время лучше хранить сбережения в туалетной бумаге, — говорит он сварливо, — от этого намного больше пользы.

— Не могли бы вы как-то помочь нашей проблеме? — вкрадчиво спрашиваю я. — Нас интересуют, так сказать, альтернативные способы хранения средств.

Яков Наумович молчит. Он молчит долго, и, кажется, начинает слегка дремать. Я кашляю так, что он вздрагивает.

— Если вы не знали, — говорит он, — альтернативные способы хранения средств не приветствуются законодательством СССР. Почему бы вам просто не открыть счет в сберегательной кассе?

Я смеюсь — хорошая шутка!

— Спасибо за совет, Яков Наумович, — говорю я, — но нет ли каких-то альтернативных способов? Я уверен, что ваш опыт позволяет…

Яков Наумович перебивает меня на полуслове.

— Есть «грины» по пятерке, — просто говорит он. — Будете брать?

— Буду, — говорю я. — Пять «штук» организуйте, пожалуйста!

— Завтра зайдите, — говорит Яков Наумович. — Еще имею предложить золотые десятки. Николаевские, очень хорошие. Вы видели когда-нибудь золотые десятки?

Я отрицательно мотаю головой.

— Только в кино, Яков Наумович. Про следствие, которое ведут Знатоки.

Во взгляде Якова Наумовича вселенская печаль.

— Зачем вы смотрите всякую дрянь и портите себе нервы? Смотрите что-нибудь хорошее, например программу «Вокруг света»! А десятки, молодой человек, сейчас ходят по пятьсот. Требуются?

— Требуются, — говорю я. — Штучек двадцать, будьте любезны.

Яков Наумович величественно кивает.

— А я вижу, вы серьезный и очень неглупый молодой человек! — говорит он.

Ну надо же! «Крокодил доброе слово сказал!»

— Я очень надеюсь, — говорю я с максимальным почтением в голосе, — что все вышеупомянутые предметы будут подлинными и надлежащего качества.

Яков Наумович театрально оскорбляется.

— Кажется, я ошибся насчет серьезного и неглупого, — говорит он. — Когда вы увидите эти десятки, то сразу все поймете! Старую работу сразу видно!

— Итого, тридцать пять тысяч, — говорю я. — Завтра в это же время завезу.

— Завозите, — говорит Яков Наумович и отхлебывает минералки из стакана. — Когда-то я пил «Киндзмараули», — говорит он печально. — Я пил «Твиши», «Херес» и азербайджанский коньяк в те времена, когда все пили «Три топора» и «Солнцедар». А сейчас… — он со скорбью указывает на бутылку минералки.

— Я завтра заеду, — повторяю я.

— Милости просим, — мрачно говорит Яков Наумович. — Кстати, звонил Женя. Передает вам привет.

— Евгений Михайлович? — удивляюсь я.

— Ну я же говорю — Женя. Он где-то там — то ли в Юрмале, то ли в Риге, греется на солнце, вместо того, как это полагается порядочному человеку, делать дела у себя дома.

— Иногда обстоятельства бывают сильнее нас… — вздыхаю я.

— Ой, что вы мне говорите за эти обстоятельства, — заводится Яков Наумович. — Женя боится жулья. Спрашивается, если ты боишься жулья, то зачем идешь работать в коммерцию? Сиди на пенсии и выращивай помидоры на даче. Лично меня грабили четыре раза, так и что из того? Я же не сбегал после этого куда-нибудь в Таджикистан. А Женю даже никто не грабил!

Я вижу, что Яков Наумович уже почти начал очень поучительную и интересную, но вместе с тем очень длинную историю из своей насыщенной приключениями жизни, и я тороплюсь сбежать.

— Кстати, а что вы переучитываете? — спрашиваю я официанта перед тем, как покинуть кафе «Уют».

— Понятия не имею, — говорит официант и улыбается.

Я выхожу на улицу. Стоит прекрасная летняя погода — жарко, но умеренно. Улицы почти пусты — советские люди либо работают, либо учатся. Пенсионеры прогуливаются от магазина до магазина — ищут, чего где «выбросили», купить еду становится с каждым днем сложнее и сложнее. На рынке, впрочем, есть почти все, но дороже. Мы, «новые советские», покупаем еду на рынке — мясо, овощи, яйца, молоко и прочее, и у многих из нас эта привычка сохранится на многие годы, даже во время полного товарного изобилия, расцвета супер-гипермаркетов с вышколенным персоналом, акциями и скидками…

А ведь я сегодня пару статей уголовного кодекса нарушил. Лет на десять, при плохом раскладе. Мне почему-то становится смешно, я улыбаюсь, и какая-то строгая бабушка неодобрительно смотрит на меня. Наверное, решила, что я уже выпивши в столь ранний час. Все-таки, странное это место — Советский Союз, думаю я.

Глава 24

Мои компаньоны с каким-то детским интересом рассматривали доллары и монеты, которые я получил от Якова Наумовича.

— Некрасивые какие-то у них бабки… — задумчиво сказал Серега. — Какие-то серо-зеленые… Скучные! Вот у нас — другое дело! Зеленые, красные, синие — смотришь и глаз радуется! А вот рыжье — тема!

—