Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Толкая перед собой Машу и таща на привязи Витька, он кое-каквыбрался из “нехорошей квартиры” и нажал кнопку лифта.

Лифт так и стоял на месте, как будто ждал их. Пластиковыедвери потряслись и открылись, первым вошел Тинто, последним Витек на привязи,вся компания погрузилась и поехала.

Архипов посмотрел на часы. Он уехал из дома сорок минутназад, а казалось, что прошло несколько лет, наполненных событиями иприключениями.

Лед на луже, которая натекла с Лизаветиного зонта, растаял.Архипов специально прошел по этому месту – под подошвами ничего не хрустело,только шлепала вода.

Витька он поставил рядом с задним крылом, а Маше открылпереднюю дверь.

– Вон пакет. Там твои вещи. Одевайся.

Она схватила пакет обеими руками и прижала его к груди, какбудто Архипов внезапно подарил ей берилловую диадему.

Да что диадема, подумаешь, диадема, когда вот пакет, а в немлежат привычные, милые, прекрасные вещи, и пахнет домом, а не тюрьмой, страхоми собственной рвотой, и кажется, что все уже почти позади, и можно позволитьсебе страдать, трястись в ознобе, даже заболеть или устроить истерику, можнопозволить себе все, что угодно, потому что ты пришел, и спас меня, и прогналмоих врагов, и вытащил меня из черной дыры, и теперь ты за все отвечаешь, изнаешь, что делаешь, и отдаешь мне команды, а я только слушаюсь, и выполняю, ипреданно смотрю в глаза, и я спряталась за тебя так, что меня больше не видно,и только выглядываю оттуда, и оттуда же, из-за твоей безопасной спины, весело ибеспечно грожу кулаком!

Пока она одевалась на переднем сиденье, Архипов в очереднойраз вежливо спросил у Витька, где дача.

– Улица Академическая, шесть, – с ненавистью пробормоталВитек. – Только зря ты все это затеял, твою мать! От тебя, козла, даже рогов неостанется, твою мать! А суку эту я все равно…

– Ух ты! – удивился Архипов. – По голове давно не получал!

Бить связанного ему не хотелось – кодекс чести, благородствонастоящего мужчины и все такое, – поэтому он сильно пихнул его в салон, вымещаязлобу, и Витек плюхнулся как-то даже не на заднее сиденье, а между креслами.

– Тинто, на место!

Мастифф тяжеловесно подбежал, обнюхал ноги Витька и вскочилза застланное специальной подстилкой сиденье. Джип качнуло.

– Ну вот, – Архипов тоже сел и захлопнул за собой дверцу, –все на месте?

Пошарив рукой, он вытянул черный рюкзак и сунул его Маше.

– Здесь термос и бублик. А я напарнику позвоню, пока нетронулись.

– Напарнику? – переспросила она, лихорадочно отвинчиваякрышку термоса. От голода у нее вдруг сильно закружилась голова.

– У каждого полицейского есть напарник, это известно дажемладенцам. Нэш Бриджес и Дон Джонсон, к примеру.

– Нет, – вдруг заявила она, руки у нее сильно тряслись. –Нэша Бриджеса играет Дон Джонсон.

Архипов покосился на нее.

– Да, – холодно произнес ему в ухо Расул Магомедов.

– Все в порядке, она со мной, – выпалил Архиповнепередаваемым тоном Нэша Бриджеса – Дона Джонсона. – Сейчас поедем в Красково.Академическая, шесть. Если я не отзвоню, вызывай милицию, говори, что там складсо взрывчаткой.

– Сильно избили?

– Нет, не особенно. Все получилось… нормально.

– А… девушка?

– Пока ничего, – быстро ответил Архипов. – Значит, черезчас.

Магомедов не произнес ни слова и положил трубку.

Архипов завел мотор, посмотрел в зеркало заднего вида наТинто, потом в боковое на мокрую улицу и только потом на Машу Тюрину.

Они пила кофе короткими быстрыми глотками. Дула на него,крутила в пальцах горячую чашку, снова глотала и жадно откусывала от бублика,который держала в кулаке. Архипов пожалел, что не захватил с собой связкубубликов. Впрочем, он и этот захватил только потому, что его сунул Магомедов.

Владимир Петрович осторожно, чтобы она не облилась своимкофе, тронул машину, расплескал лужи, двинулся к выезду со двора. “Дворники”мерно стучали, скатывали вниз воду.

Тинто оскалился и зарычал.

Перед выездом на улицу Архипов притормозил. Машин было мало,и он уже почти нажал на газ, когда в зеркале заднего вида мелькнуло что-тознакомое.

Сердце сильно стукнуло и взметнулось к горлу, а может,наоборот, провалилось в желудок.

Лизавета стояла посреди двора под своим клетчатым старым зонтом.Задние фонари его машины ее хорошо освещали. Она постояла, а потом помахалаАрхипову рукой – он только крепче вцепился в руль.

– Ты что? – спросила рядом Маша Тюрина и пересталаоткусывать от бублика.

Лизавета высунула руку ладонью вверх, подержала и решительносложила зонт.

– Посмотри, – прошипел Архипов, – посмотри туда, скорее!

– Куда?!

– Туда! – Он схватил ее за шею и повернул голову. Онасморщилась, он сделал ей больно. – Вон, смотри!

– Лужи, – сказала она, – и больше ничего.

Архипов тоже посмотрел. Лизаветы не было.

– Мне показалось, – произнес он с трудом, – мне в последнеевремя что-то кажется такое… странное.

Маша смотрела на него во все глаза.

– Поехали, – скомандовал он, как будто за рулем сидела она.

“Дворники” мотались по сухому стеклу, неприятно скрипели.Архипов их выключил.

* * *

Допив кофе, она вдруг уснула прямо с чашкой в руке ипроснулась ровно через пять минут.

– Спи, – велел ей Архипов, – ехать еще долго.

– Я боюсь, – призналась она, – ужасно. Куда мы едем? Зачем?

Архипов вздохнул. Фосфорический свет приборной доски делалее похожей на узницу концлагеря. Впрочем, она и была узницей еще полчаса назад,а он, Архипов, был армией-освободительницей.

– Ты не бойся, – посоветовал Архипов. – Самое главное мы ужесделали. Мы тебя нашли.

– Как?! Как вы меня нашли?

– Я был в Чертанове, – признался Архипов, – и видел тебя иеще двух каких-то… умников на “Мерседесе”. Я прямо перед вами стоял и всевидел.

Она посмотрела на него. Выражения глаз было не разобрать взеленом, каком-то подводном свете.

– Большая темная машина, – вымолвила она наконец, – стакими… черными стеклами. Я все время думала… мне все время казалось, что-тотам не то… Знаешь, когда кто-то смотрит тебе в затылок и волосы дыбом встают.