Два брата - Александр Волков

Раздраженный, Марков принужден был вернуться в Петербург.

Здесь его ждала новая неприятность. Через несколько дней после приезда Егора в столицу к нему пришел с приказом камердинер царевича (Алексей незадолго перед тем вернулся из Карлсбада):

– Приходи вечером к царевичу!

Егор решил, что дело идет о заказе каких-нибудь токарных изделий. Окончив работу, он явился в дом царевича. Его провели в кабинет. Алексей сидел в кресле у письменного стола в расслабленной позе, бессильно свесив руки.

– Пришел по приказу вашего высочества, – доложил токарь.

– Батюшка здоров?

– Его величество здравствует. Да вы батюшку чаще моего видите.

– Что ж, что вижу? Батюшка со мной не разговаривает. А ты у него приближенный человек. Он тебя хвалит, любит… (Егор сконфузился.) Не скромничай, не притворяйся красной девицей… Что батюшка обо мне говорит?

– Петр Алексеевич со мной только по делу разговаривает.

– Какой скрытный! Забыл, с кем говоришь?

Отцовские интонации послышались в голосе царевича, и так же бешено округлились его глаза.

У Маркова задрожали ноги. «Беда! Чего он напустился?…» – тоскливо подумал он.

– Что молчишь? Не верю, что тебе сказать нечего! Неужто при батюшкином дворе про меня никакой молвы нет?

– Не придворный я, ваше высочество! – упавшим голосом ответил Марков.

– Вы, дворцовая челядь, больше придворных знаете! – зло крикнул Алексей. – В каждую щель, как мыши, пролезаете, в каждой дыре таитесь, подсматриваете, подслушиваете!

– Ваше высочество! Клянусь!..

– Молчи!

Голос царевича перешел в страшный шепот. К еще большему своему смущению, Марков заметил, что Алексей Петрович пьян. От него несло водкой, лицо раскраснелось, белые слабые руки судорожно сжимались и разжимались.

– Молчи и слушай! Придет мое время, что бы ни думали и что бы ни делали высшие! Тогда все мои супротивники будут на колах, на виселицах, на костре!.. Я придумаю им небывалые казни!

Лицо царевича дергалось, он смотрел на Маркова расширенными, безумными глазами. Егор ужаснулся. Ему хотелось выскочить из кабинета, убежать куда глаза глядят от этого страшного разговора. Но он продолжал стоять как вкопанный.

– А тех, кто мне покорен и верен, возвеличу… вознесу!.. Подойди ко мне! Стань на колени. Присягай в верности!..

Егор отшатнулся:

– Ваше высочество! Опомнитесь!

– Не бойся! Будешь моей правой рукой. За это я требую не много: слушай, смотри, выведывай, все доноси мне! Мне нужны уши и глаза в батюшкином дворце, где даже стены меня ненавидят!

Голос царевича сорвался на судорожный вопль.

– Ваше высочество! Опомнитесь! Испейте водички… Где вода-то?! – в ужасе бормотал Егор, мечась по кабинету.

Найдя кувшин, он наполнил стакан, впопыхах перелил через край и подал царевичу. Тот машинально выпил, немного успокоился.

– Согласен? – хрипло спросил царевич.

– Нет! – твердо ответил Марков, и густые брови его сдвинулись над переносьем, лоб нахмурился. – Распрю между отцом и сыном пусть судит бог, а я промежду вами становиться не могу. Маленький я человек, страшные эти дела для меня погибель. Тебе ли, царевич, отцу ли твоему пальцем шевельнуть – и нет Егора Маркова.

– Вот ты какой… трус! – с презрением сказал Алексей Петрович.

– Не от трусости говорю. Изменником не буду!..

– Дурак! – сказал Алексей. – Пойми: батюшкиной жизни, может, на один год не осталось.

– Как божья воля будет! В животе и смерти один господь властен.

Царевич пришел в себя, встал с кресла:

– Вижу, крепкий ты человек. Батюшку любишь премного больше, чем кое-кто из вельмож. Хвалю!

– Позвольте идти, ваше высочество? – робко спросил Егор.

– Иди! Смотри – об этом разговоре ни-ни!

– Ваше высочество!

– Помни: до розыска дойдет, знать ничего не знаю! Ты на дыбу пойдешь! Ступай, холоп! – приказал Алексей Петрович.

Егор ни жив ни мертв выбрался из кабинета.

В приемной к нему метнулся Василий Дедюхин, офицер из личной свиты царевича. Марков и Дедюхин были в приятельских отношениях и не раз вместе покучивали в гербергах.

– О чем, Егор, так долго с царевичем разговаривал?

– Так… О токарных заказах для дворца.

– Царевич, видно, тебя приветил, – насмешливо сказал Дедюхин, глядя на бледное, взволнованное лицо Егора.

– Некогда мне! – воскликнул Марков и выскочил из приемной.

Мысли Егора были безотрадны.

«Попал, как зернышко меж двух жерновов, – думал молодой токарь. – Ох, измелют меня в муку!.. С одной стороны – страх, с другой стороны – страх… Рассказать царю? Мне поверит али сыну? Что я? Мошка, пылинка! А супротив меня наследник российского престола!»

Марков решил молчать.

Велико было беспокойство и волнение Маркова, когда его назавтра опять вызвали к царевичу.

Алексей Петрович был совершенно трезв, смотрел хмуро, озабоченно.

– Слушай, Егор, я вчера много наболтал?

– Было, ваше высочество, – замялся Егор.

– Это не я говорил, а хмель. Мы вчера изрядно воздали дань Бахусу[122]… Ты батюшке ничего не говорил?

– Ничего, ваше высочество!

– Добро! Знай: пьяный человек за свои речи не отвечает. Вот тебе за скромность!

Он протянул Егору золотой. Тот вежливо, но решительно отказался. Царевич удивился, однако браниться не стал и отпустил Егора.

* * *

Двумя свиданиями дело не окончилось. Убедившись, что Марков не донес на него царю, Алексей решил сделать его своим соглядатаем.

Маркова призывали к Алексею несколько раз. Царевич грозил, расточал обещания. Егор твердо стоял на своем:

– Шпиком никогда не был и не буду!

Вызовы Маркова к царевичу не остались без внимания царской челяди. К нему приставали, выпытывали. Особенно был привязчив молодой Сашка Бутурлин. Он даже поил Маркова на свой счет, чтобы выведать от него тайну.

– Егорша, зачем ходил к царевичу?

– Он хочет сделать особенную мебель по заграничному маниру и советуется со мной…

– Врешь, ой, врешь, Егорша!

– Вру, так не слушай! Спроси у царевича.

– Дурак я – к царевичу лезть. Выпьем, Егорка!

– Выпьем, Сашка!

– Так какие же у вас с царевичем дела?