Два брата - Александр Волков

Марков удивился.

– Червонцев с сотню, пожалуй, наберу.

– Сотня?! Выручай, Егор, вкладывай в мое дело!

– Зачем?

– Неужто не понимаешь? Еще в арифметике знаток! Из Антип Ермилычевой тысячи должен я пять сделать… В три года! Трудновато? Теперь считай: у меня сотен пять найдется да твоих сотня. Сколько выходит? Одна тысяча шестьсот! Значит, должон я капитал не упятерить, а, почитай, утроить. А ежели бы наскрести до двух тысчонок, то и вовсе ладно будет. Понятно?

– Понятно! – ответил Егор и захохотал. – Ах ты, толстосум, купчина петербургский новоявленный!.. Вот что, Ваня! Ты хотел повстречаться с Бахуровым. Сегодня вечером пойдем. Он тебе по коммерческой части поможет, да у него и деньги есть.

– Эх, Егор! Больше ты для меня в жизни совершил, чем брат родной брату делает.

Перед глазами Егора вдруг встало лицо Маши, ее кроткие глаза, затененные густыми черными ресницами.

Друзья отправились к Трифону Никитичу Бахурову.

Бахуров имел дом на Мойке. Трифон Никитич женился несколько лет назад. Лет ему было за тридцать, он растолстел, на голове появилась ранняя лысинка.

Математические науки и штурманская премудрость не дались Бахурову. Его выпустили в гражданскую службу. Начав с должности писца, Трифон Никитич, как исполнительный, знающий дело чиновник, быстро выдвинулся.

Должность Бахурова была «хлебная». Адмиралтейство ведало строительством кораблей, а ведь сколько всего надо закупить и заготовить, прежде чем спустишь корабль на воду. Тут и лес мачтовый, и доски, и брусья, и смола, и пенька, и парусное полотно, и канаты… Да всего и не перечтешь.

Чиновники Адмиралтейства, ведавшие хозяйственной частью, как сыр в масле катались. Ведь и они и поставщики действовали по поговорке: «Рука руку моет» – и были вполне довольны друг другом.

Егор не без основания предполагал, что у Бахурова водятся деньги.

Трифон Никитич встретил гостей радостно:

– Здравствуй, здравствуй, Егор Константиныч! В добром ли здравии?

– Твоими молитвами, Трифон Никитич. Вот мой закадычный, о котором я тебе говорил: Ракитин Иван Семеныч…

– Знаю. Помню. Вы, кажется, у купца Русакова служите?

– Служил, теперь свое дело открываю, господин секретарь.

Бахуров рассмеялся:

– Прошу без чинов. Трифон, Никитин сын, к вашим услугам.

– Очень рады, Трифон Никитич, с вами приятное знакомство свести! Не откажите нам в любви и милости, а мы вас будем почитать, яко первейшего человека и благодетеля.

Бахуров церемонно раскланялся.

На столе появился поднос с графином, рюмками и закуской. Через полчаса разговоры приняли другой тон. Бахуров и Ракитин после трех стаканчиков перешли на «ты», успели обняться и расцеловаться, но головы, не потеряли ни тот, ни другой.

– Так, значит, ты, Иван Семеныч, в купеческое сословие переходишь? – задал вопрос Бахуров. – Благовременно! Петр Алексеевич купечеству добрый покровитель и об успехах его весьма печется. Да вот вам! – Бахуров зачитал на намяты – «Московского государства купецким людям торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди, кумпаниями…»

– Сиречь, сообществами?

– Сообществами, – подтвердил Трифон Никитич. – Да только у нас такое дело нейдет. Боятся купцы кумпании учинять…

– А то и правильно, – не удержался Иван Семеныч. – Как же так? Один больше внесет, другой меньше, а прибыль как?

– Очень просто: прибыль по капиталу делить. Да не в этом дело: думает каждый, что его другие кумпанейщики надуют! – Бахуров громко захохотал.

Но Ракитин сидел насупившись. Хозяину стало неловко.

– А ты не обижайся, Иван Семеныч! – сказал он. – Торговое дело исстари ведется по пословице: «Не обманешь – не продашь!» Государь же хочет все повернуть на лучший манир…

– Раз уж государь задумал торговлю улучшить, – уверенно подхватил Егор, – то и добьется своего.

Ракитин, помявшись, медленно заговорил:

– Трифон Никитич!.. С капиталами у меня… того… Ежели есть у тебя деньги… вкладывай – ей-богу, не покаешься! Спроси про меня у Егора. Он все обскажет.

– Подумаю, подумаю, Иван Семеныч!

– И думать нечего! Я тебе какой угодно процент дам!

– Уж и какой угодно…

– Ей-ей!

– Тридцать на сотню дашь? – Трифон Никитич зорко заглянул в глаза Ракитину.

Тот отшатнулся:

– Шутишь! Тридцать не дам.

– То-то и оно! Я, брат, вижу, ты себе на уме!

Оба захохотали.

Торг велся долго и упорно. Нашла коса на камень.

– Ну, так как же, Иван Семеныч? Двадцать пять?

– Десять, Трифон Никитич!

– Двадцать три!

– Одиннадцать!

Наконец новые приятели сошлись на пятнадцати процентах.

– Сколько вкладываешь, Трифон Никитич? – спросил Ракитин.

– Шестьсот червонных.

Сели писать условие. Бахуров достал гербовую[120]бумагу:

– Пиши, Иван Семеныч: «Я, такой-то… обязуюсь уплатить такому-то взятые у него заимообразно…»

– Я, Трифон Никитич, занятую сумму и проценты означать не буду, а напишу, сколько причитается к отдаче через четыре года… Это как водится…

– Правильно, – сказал Бахуров.

Ракитин произвел расчет.

– Пятнадцать с сотни, за четыре года шестьдесят процентов… «Уплатить девятьсот шестьдесят червонцев…»

Он поднес перо к бумаге. Бахуров схватил его за руку:

– Стой! А проценты на проценты забыл?

– Как! – ахнул Ракитин.

– Так! Ты что думал?

– Ну и хват же ты, Трифон Никитич!

– Не хуже тебя.

– Компаньоны подходящие, – проворчал Егор.

Иван Семеныч вытащил из кармана «Считание удобное», с которым не расставался. Через несколько минут он объявил:

– Одна тысяча сорок девять червонцев.

– Пиши для круглого счета одну тысячу сто, – спокойно сказал Бахуров.

– Ой! – вскрикнул Иван Семеныч.

– Ничего!..

Ракитин написал. Бахуров вынес деньги, Иван тщательно пересчитал.

– Помни, Иван Семеныч, – наказывал чиновник, – что я деньги дал, ни слова. Удобнее будет поблажки тебе устраивать. Понятно?