С кем ты и ради кого - Виктор Петрович Тельпугов

воздух с грузом не совсем обычным, но не менее ценным и срочным. Так, по крайней мере, думалось Слободкину, который пришел на взлетную площадку на целых два часа раньше назначенного времени и сейчас крутился возле летчика и моториста, готовивших «уточку» к рейду на фронт.

Слободкин не торопил ни летчика, ни моториста, но так часто и так нервно поглядывал на часы, что в конце концов вывел из терпения и того и другого.

— Шел бы ты, парень, в свой барак и досматривал последние сны, — сказал моторист.

— Верно, десант, — проворчал летчик, — я на твоем месте дрыхнул бы себе. Двое суток глаз теперь не сомкнем, учти.

— Учел уже, — отшутился Слободкин и никуда, конечно, не ушел.

— Ну, тогда держи и тащи вон в тот сарай, — моторист бросил Слободкину охапку тяжелого, мокрого брезента, от которого на ветру сразу закоченели руки. Но Слободкин сегодня чувствовал прилив каких-то необыкновенных сил. Он не увидит, конечно, среди подшефных никого из своих друзей по десанту. Ни одного из них. Но поговорит с ребятами, идущими в бой, пусть всего несколько часов проведет с ними. Он так благодарен Радвогину и Строганову и за эту возможность!

Возвратившись к «уточке», Слободкин стал внимательно ее рассматривать, полез под одну плоскость, под другую, под фюзеляж.

— Не терпится? Да? — услышал он сквозь вой ветра в растяжках голос летчика.

— А тебя не тянет?

— Я и тут как на передовой. Не пыльная с виду работенка, да? А иногда так намотаешься, что и сам не поймешь, как жив остался, как груз доставил куда надо.

Летчик подошел к Слободкину.

— Ты, я слышал, ранен?

— Ранен, — не без гордости ответил Слободкин.

— Я тоже, — с не меньшим достоинством сказал летчик. — С какого года?

— С двадцать второго.

— Ясно.

— А ты?

— С пятнадцатого.

— А выглядишь еще не старым, молодым даже.

— От чистого воздуха. Небольшая высота, кукурузная, а все-таки высота. Прочищает.

— Эта штука мне знакома, — сказал Слободкин. — Сорвешься, бывало, с крыла, дернешь колечко и дышишь, дышишь. Кажется, все небо в нутро твое входит… Тебя как зовут?

— Сергеем. А тебя?

— Тезки, выходит! Тогда меня по фамилии давай. Я Слободкин.

— Ну, вот и познакомились. Примета хорошая. Мы, летчики, народ суеверный. Две тезки в одном самолете знаешь что значит?

— Ну?

— Один обязательно цел-невредим останется. Пусть хоть сто «мессеров» поперек пути.

— Я смотрю, вы не только суеверный, но еще и мрачный народ. У нас в десанте знаешь как сказали бы?

— Как?

— Серьга да серьга — серьги.

— Сейчас придумал?

— Ага.

— Оно и видно. А если я скажу тебе, что и моториста Серегой кличут, тогда как?

— Тем более хорошо! — воскликнул Слободкин.

— Тогда запомни: моторист мой не просто Серега, но еще и Сергеевич. Только несчастье у него — месяц назад жену схоронил. Осколком ее убило. Ты заводское кладбище видел?

— Нет.

— Вон там, за взлетной. Прошлой осенью не было его тут. За одну зиму выросло. Сергей Сергеевич! — вдруг закричал летчик. — Ну, как там у тебя? Подсобить, что ли?

Моторист спрыгнул на землю. Худой, широкоплечий, статный. Но глаза тусклые. Вытер лоб рукавом, устало сказал, обращаясь к Слободкину:

— Самолетик бог послал!

Повернулся к летчику и совсем посуровел:

— Последний раз сходишь — и крышка, снимаю с себя всякую ответственность.

— Ты говорил уже, — отмахнулся летчик.

— А ты к той говорильне привык, ни во что не ставишь. Поворчал, мол, душу отвел, и ладно. Так запомни: вернешься — ложись спать на две недели. Полную капиталку устрою.

— Сергей Сергеевич…

— Мне тебя, дурака, жалко.

Они, наверно, поссорились бы, но вдалеке, приглушаемый ветром, послышался звук мотора: разбрызгивая воду и мокрый снег, от завода мчалась полуторка.

Моторист глянул на Слободкина и летчика и вдруг без всякой связи с предыдущим спросил:

— Жевали чего-нибудь?

Слободкин не то не понял, не то не расслышал. Промолчал и летчик.

— Кусать, говорю, хотите?

— Ага, — честно в один голос признались наконец оба.

Моторист молча вынул из кармана кусок черного сухаря, разломил его на три части.

От сухаря пахло бензином, соляркой и почему-то железом. Но для Слободкина не было сейчас запахов вкуснее и слаще. Он даже зажмурился. Заметив это, моторист проворчал:

— Голодные, как собаки, а еще форс держат.

Из подкатившей полуторки вышел Строганов.

Слободкин, летчик и Сергей Сергеевич переглянулись, но удивления своего не показали. «Да и чего удивляться? — подумал Слободкин. — Дело серьезное, вот парторг и решил сам проконтролировать все до конца. Только бы про речь разговора опять не завел!»

Вместе с шофером, впятером, они принялись таскать к самолету пакеты с подарками. Их оказалось так много, что все в кассетах не поместились. Решено было частично использовать под груз вторую кабину. Для этого Слободкину пришлось сперва занять там свое место, потом летчик, шофер и Строганов стали «трамбовать» вокруг него пакеты, стараясь заполнить ими каждый свободный уголок. Не принимал участия в этом только Сергей Сергеевич. Он стоял в стороне, явно не одобряя вопиющего нарушения правил эксплуатации самолета. Встретившись глазами с сердитым взглядом Сергея Сергеевича, Строганов, словно спохватившись, громко спросил:

— Все, что ли?

— Вроде бы, — ответил шофер.

— Ну, тогда подводим черту, а то вон моторист недоволен нами. Верно я говорю?

— Я уже привык, — устало махнул рукой Сергей Сергеевич.

— Слободкин, как ты там себя чувствуешь? — крикнул Строганов.

— Прекрасно! Только вот, если перекур перед взлетом будет, меня не забудьте.

Строганов взобрался на крыло, расстегнул шинель, достал из кармана на груди пачку папирос, протянул ее Слободкину.

— «Беломор»! Откуда это?

— От жены к Новому году еще получил. Как раз в тот день, когда курить бросил. Ну и ношу при себе — волю закаляю.

— Тогда себе оставьте, — решительно сказал Слободкин.

— Бери, а то рассержусь.

— Но ведь дареные!

— Бери, бери, она не обидится. Раскуришь с ребятами. Завидую я тебе, Слободкин. Если бы ты знал, как завидую! Ты передай там привет от бывших фронтовиков. Да и вообще от всех наших, от рабочего класса. Особых речей не надо произносить. Привет передай, вот и вся речь.

Слободкин поглядел на парторга с благодарностью, хотел сказать ему, какой он хороший человек, но тот, неловко стукнув о плоскость протезом, уже спрыгнул на землю. Слободкин так и не успел распечатать пачку папирос — летчик поднялся на свое место, Сергей Сергеевич направился к винту, и через мгновение Слободкин почувствовал, как, задрожав, поползли куда-то вниз, к ногам, пакеты с подарками…

С двух сторон от набиравших скорость колес у самолета начали как бы расти стальные крылья брызг — такие же длинные, как плоскости. Слободкин