Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут - Хелен Браун

– Я знаю, – ласково улыбнулась племяннице Лидия. – Головку.

Старшая дочь не уставала меня удивлять. Откуда она знала, как правильно держать детей? Может быть, этот полезный опыт Лидия приобрела, пока работала с инвалидами или в приюте на Шри-Ланке.

Глядя на дочь, нежно поглаживающую по голове племянницу, я вспомнила любимое полотно Леонардо да Винчи, написанное в начале XVI века (картина висит в Лондонской национальной галерее). В тот миг в родильной палате мы с Лидией выглядели точь-в-точь как Дева Мария и святая Анна, любующиеся младенцем Иисусом.

Хотя сюжет картины итальянского художника был взят из Библии, в качестве натурщиц он использовал обычных женщин. Мысль о том, что две красавицы пятьсот лет назад испытывали те же чувства, что и женщины в двадцать первом веке, согревала сердце. Что бы люди ни говорили, мы ничуть не изменились.

Раскрасневшись от счастья, Лидия ворковала над маленьким свертком. Наверное, именно чрезвычайно сильный материнский инстинкт заставлял ее заботиться о слабых и немощных и пытаться исцелить весь мир. Может быть, когда-нибудь моя дочь почувствует, что готова забыть о своих идеалах и связать жизнь с мужчиной, который ее понимает. И у меня появится еще одна внучка или внук…

Едва я погрузилась в мечты о будущем дочери вне монастыря, Лидия повернулась к усталым родителям новорожденной.

– Вы не против, если я спою для нее? – спросила она.

Не судите кошек и дочерей, если можно обойтись без этого

Пока Роб и Шантель привыкали к суровым реалиям жизни с новорожденным ребенком, к ночным бдениям и необходимости по едва заметным признакам догадываться о потребностях маленького человека, я в который раз поражалась тому, как появление сына или дочери меняет нашу жизнь. Тем, кто никогда «там не был», невозможно объяснить, что значит стать матерью и отцом. Пока Энни набирала вес и округлялась, ее родители превращались в серьезных взрослых людей, для которых нужды дочери всегда будут на первом месте.

Лидия перешла на второй курс факультета психологии, продолжая получать высшие баллы.

Перед нашим домом регулярно появлялся серый автобус – она также занималась сбором средств для университетского буддийского общества. Меня поражало ее чересчур серьезное отношение к жизни. Каждый день она тратила несколько часов на медитацию. Из-за этого мне иногда казалось, что мы живем в одном доме с духом, а не двадцатипятилетней девушкой. Беспокойство по поводу того, что она посвятит себя религии, меркло перед страхом, что моя дочь утратит личность. Мне казалось, что она вот-вот оторвется от земли и взмоет ввысь, как воздушный шарик, а нам останется лишь беспомощно наблюдать за тем, как она исчезает в небе. Я постоянно слышала, как она болтает по телефону на сингальском. Значит, связь с монастырем не была утрачена.

В то же время надвигался обязательный осмотр груди. Накануне я никак не могла уснуть. Трудно было поверить, что с момента операции – и появления Джоны в нашем доме – прошло уже два года. Беспокойный котенок вырос и уже без прежнего рвения играл с многочисленными удочками.

Что касается здоровья, то в последние два года я стала внимательнее относиться к жалобам своего тела. Меня волновали приступы боли и спазмы, которые раньше я с успехом игнорировала.

Периодически накатывающая страшная усталость стала привычной. Но, несмотря на все, я сумела написать книгу, причем в самый разгар борьбы с болезнью!

Осознание собственной смертности оказалось испытанием куда более серьезным, чем я думала. Хотя мысль о том, что моя жизнь может внезапно оборваться, была несравнима по боли с воспоминаниями о Сэме, я с удивлением обнаружила, что часть меня все-таки верила в бессмертие. Со временем эта вера стала пережитком юности и начала меня тяготить. Осознав быстротечность жизни, я почувствовала все ее богатство. Рак научил меня жить, как кошка: наслаждаясь каждой секундой.

Я испытала невероятный душевный подъем на свадьбе Роба, узнав, что «Клео» стала международным бестселлером, и в тот миг, когда впервые взяла на руки внучку. Мой стакан был не просто полон: жизнь лилась через край.

Уезжая в клинику, я заверила Лидию с Катариной, что все будет хорошо, хотя сама в это до конца не верила. Припарковавшись перед больницей и убедившись, что верный сборник кроссвордов лежит в сумочке, я вызвала лифт и нажала кнопку четвертого этажа. Согласно китайским суевериям, четыре – несчастливое число. А вот восемь, напротив, приносит удачу. Когда лифт понес меня вверх, я ощутила приступ дурноты – и сделала вид, что мне нужно на восьмой этаж.

В больничном холле ничего не изменилось. Как и два года назад, он радовал глаз стилем «Маракеш встречает Малибу». Одна из причин, по которой люди покупают шикарные дома и обставляют их со всей роскошью, – попытка убедить самих себя, что никакие беды их не коснутся.

Я уже поняла, что храбриться – это не мой стиль. Легко было быть смелой два года назад, когда я еще не знала, через что мне предстоит пройти. Теперь же я первым делом схватила бумажный стаканчик и налила из бойлера горячей воды, чтобы заварить мятного чая. После операции я стала чаще задумываться над тем, что ем и что пью.

Филипп ждал меня в онкологическом отделении. Я села рядом и стала беспокойно смотреть по сторонам, пытаясь отвлечься. Вот из лифта вышла рыжеволосая женщина в армейской форме. Старая гречанка с бордовыми ногами аккуратно опустилась в кресло рядом со мной. Неподалеку сидела рассерженная женщина, чьи крашеные волосы были подстрижены так коротко, что делали ее похожей на ежа. Молодая индианка прошла в раздевалку. Рак груди не отличается избирательностью. Я слышала, как индианка призналась медсестре, что с прошлого четверга постарела на несколько лет.

Не зная, что сидящие в холле женщины фактически смотрят в глаза смерти, молодой человек остановился рядом и принялся громко разговаривать по мобильному. «Что делаешь вечером?» – почти кричал он. Покраснев от злости, я изо всех сил сдерживалась, чтобы на нем не сорваться.

Высокая сутулая блондинка села рядом с женщиной со стрижкой. Подобно паре, прожившей не один год в браке, им не требовалось разговаривать или смотреть друг на друга, чтобы все вокруг поняли, что они вместе. Женщины молчали, и я подумала, что, наверное, они поссорились.

Сначала я решила, что на проверку пришла сердитая, но медсестра позвала блондинку. Когда та скрылась в конце коридора, вторая женщина несколько секунд неподвижно смотрела в пустоту, потом ее губы скривились, и она вытерла костяшками пальцев непрошеную слезу.

Чей-то муж сидел, погрузившись в спортивный раздел в газете. Филипп предложил принести мне еще мятного чая. Я согласилась. Мужчин в такие моменты лучше чем-нибудь занять.

Вскоре и за мной пришла медсестра. «Проходите, пожалуйста», – сказала она. Я заспешила за ней по коридору, радуясь, что с ожиданием покончено.

Теперь я знала, как подготовиться к осмотру. Нужно раздеться до пояса и надеть белую хламиду, которая превращает вас в пациента. «Господи, как я все это ненавижу…» – с тоской подумала я, снимая красную кофту и длинные серьги.