Я его убила. Истории женщин-серийных убийц, рассказанные ими самими - Микки Нокс

немытые, но аккуратно зачесанные назад волосы, а на рукавах рубашки виднеются следы недавнего обеда. Мужчина явно чувствует себя не в своей тарелке и поэтому то и дело одергивает рубашку, закатывает рукава и проверяет, все ли пуговицы застегнуты.

– Итак, вы все же познакомились с Доротеей Пуэнте? – преувеличенно весело спрашивает Джон и пожимает руку растерянному старику.

– Вообще-то не вполне, – бормочет тот. – В новостях не показали фотографию, и я не смог себя проверить, как вы просили. Но мы договорились с ней завтра встретиться, и я решил, что тянуть с этим не следует. Могу я еще раз взглянуть на снимок?

Джон пододвигает мужчине фотографию старушки и направляется к столу, чтобы налить себе новую порцию слишком дешевого для столь солидной редакции кофе. Старик так растерян, что дело становится любопытным. Посетитель не походит на тех пожилых чудаков, которые в отчаянной попытке получить хоть толику внимания названивают в редакции газет и в полицейские участки. Скорее уж он выглядит как человек, который будет всеми силами избегать контактов с прессой и служителями закона.

– Мне кажется, это она, – говорит мужчина, отодвигая от себя фотографию. – Я уверен. Да-да, я уверен, что это она, – поправляет себя он, заметив скептический взгляд Джона.

Шарп скорбно вздыхает, но потом решает, что ничего страшного не произойдет, если он сейчас позвонит в полицию. Если это не она, то несколько человек потратят пару часов рабочего времени. В противном же случае его репортаж станет сенсацией года и заслужит пару телевизионных премий. Шанс маленький, но есть.

Именно это Джон говорит начальнику отделения полиции, который выслушивает его с таким же сомнением, какое поначалу испытал и сам журналист. Съездить и проверить документы у женщины не так уж сложно. Но вот делать это под прицелом камер никто не хочет.

– Да ладно вам, я тоже уверен, что из этого ничего не выйдет, но ведь из большей части нашей с вами работы ничего путного не получается, что вы теряете? – в качестве последнего аргумента произносит Шарп.

Полицейский колеблется пару секунд, но потом все же подписывает разрешение на съемку. На следующий день новость о возможной поимке серийной убийцы разлетается по всем редакциям города, так что по указанному адресу прибывает по меньшей мере десять корреспондентов, которые едва умещаются в маленьком дворе двухэтажного дома. Полиция приезжает с некоторым опозданием. Несмотря на все договоренности, блюстители порядка запрещают журналистам заходить в апартаменты, приказав ожидать во дворе. Двое мужчин в форме скрываются в доме, а спустя пятнадцать минут они уже аккуратно выводят под руки пожилую женщину с лицом доброй, но бдительной соседки. Репортеры к этому моменту окончательно разуверились в успехе, и в результате им нужно около минуты, чтобы опомниться и начать работать. Женщина непонимающе разглядывает собравшихся, когда вдруг начинают раздаваться первые щелчки затворов фотоаппаратов. Один, второй, третий… И вот уже с десяток корреспондентов фотографируют убийцу, перекрикивают друг друга, заваливая ее вопросами и пытаясь всучить ей свои визитки в надежде получить эксклюзивное интервью.

 * * *

Я никогда не лгала. Сомневаюсь, что мне это под силу, разве что собеседнику уж очень сильно захочется поверить в эту ложь. Чтобы преуспеть во вранье, нужно верить в то, что говоришь, быть тем, кем хочешь казаться. Я ведь из Калифорнии, а это кладбище чужих талантов. Зайдите в любую дешевую закусочную рядом с Венис-Бич, и вы встретите парня, который учился вместе с Копполой или снимался у Хичкока. Вы думаете, он вам врет? Да кто вы такие, чтобы ради вас придумывать легенды? Он обманывает самого себя и делает это только для того, чтобы как-то жить дальше. Он уже смирился с будущим, которое его ждет, но мало кто способен примириться со своим никчемным прошлым. Иногда происходит что-то такое, после чего просто невозможно двигаться дальше. Ты сидишь, уставившись в стену, день или год, но рано или поздно перед тобой встает выбор: пустить себе пулю в лоб или просто придумать другую жизнь, новую биографию, какую не стыдно рассказать. Эти выдуманные истории обычно говорят о человеке куда больше, чем любые факты. Ведь не так важно, кто ты есть. Это и так видно. Намного интереснее узнать, кем бы ты хотел быть.

Добро пожаловать в Редлендс, штат Калифорния. Здесь проходят печальные дни моего детства. Обычно так говорят, когда рассказывают о людях с жизненной историей вроде моей. Отец потерял работу задолго до моего рождения, а найти ее снова так и не смог, хотя и всерьез пытался. На дворе Великая депрессия, миллионы мужчин по всей стране потеряли работу и топят свое горе в бутылке. Отец как раз из таких бедолаг. Не нужно думать, что это ужасный тиран и деспот, который набрасывается на окружающих, стоит ему опрокинуть стаканчик. Вовсе нет. Я помню, как он гуляет с нами в парке, устраивает пикники и без конца всех смешит, пока мама скорбно смотрит куда-то вдаль. Кажется, она решает какие-то очень важные жизненные вопросы. Это потом, уже во взрослом возрасте, я пойму, что окружающие просто додумывают, о чем там человек размышляет. На самом деле в такие минуты у него нет никаких мыслей.

Мама торгует телом, чтобы прокормить нас. Я догадываюсь об этом значительно позже. Вернее, мне об этом сообщают приемные родители. Разбросанная косметика. Блестки и неприлично короткие платья, в которых я никогда не видела маму прежде, но которыми теперь забит ее гардероб, доказывают, что, скорее всего, так оно и было. Она уходит куда-то каждую ночь, а возвращается только под утро. Иногда в ее жизни появляются приятели, с которыми она нас знакомит. Но каждый раз, когда это происходит, папа начинает сходить с ума, кричит на нее и грозит самоубийством. Случается, он хватает заряженный пистолет и засовывает дуло себе в рот, иногда мастерит удавку и крепит ее в центре комнаты. Остановить его может только мама, которая неизменно бросается перед ним на колени и со слезами признается в вечной любви, подтверждением которой являются четверо детей, наблюдающих за этой сценой.

Со временем папа начинает кашлять. Иногда приступы длятся часами, ему не хватает воздуха, и он задыхается, пытаясь освободиться от чего-то в легких. Не выходит. От туберкулеза так просто не избавишься. Конечно, денег на лечение у нас нет, поэтому, когда он отправляется к врачам, они лишь могут сказать, сколько примерно ему осталось. Его тут же забирают в госпиталь, и нам запрещают с ним видеться. Мама утверждает, что навещает его, но я до сих пор не знаю, действительно