Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

* * *

— Прими мои поздравления, комит — блестящая операция, — сказал Аэций Литорию. Они находились в палатке главнокомандующего у Нарбо: десять дней назад с города была снята осада, а накануне приведший гуннов Литорий наголову разгромил готское войско. (Выжившие предпочли удалиться на выделенные им земли, оставив на поле боя восемь тысяч человек убитыми.) — Твои действия в Нарбо — великолепный пример применения двух главных принципов ведения боевых действий — новшества и того, что я называю «оперативным командованием». Удачливый полководец — это тот, кто не боится внедрять оригинальные идеи, кто, контролируя следование армией генеральной стратегии, позволяет своим подчиненным проявлять собственную инициативу и действовать согласно сложившейся ситуации. Ты с блеском использовал и то и другое.

— Благодарю вас, господин, — вспыхнул от удовольствия Литорий. — Но, как я уже говорил, главным образом, успехом сражения мы обязаны не мне, а Квинту, моему заместителю. Я лишь придумал общий план доставки муки осажденным, реализовал же его Квинт со своими людьми.

— Превосходный пример оперативного командования в действии, — улыбнулся Аэций. — Отличная работа, Квинт. Считай, что сделал шаг вверх по служебной лестнице. «Дукс Квинт Аррий» — звучит, согласись, неплохо. Не беспокойся, — рассмеялся он, повернувшись к Литорию, — твое место он не узурпирует. Мне нужно съездить в Италию, так что будешь тут пока единственным полководцем. Есть у меня кое-какие счеты с нашей любимой императрицей. До моего возвращения назначаешься действующим магистром армии.

— Magister militum! — выдохнул Литорий. — Это… это более чем щедро, господин.

— Не думаю, комит. Я бы сказал так — «здраво». Эти визиготы — крепкие орешки. За ними нужен глаз да глаз. Но я знаю, что передаю управление армией в надежные руки. Не волнуйся, возможность доказать, что ты достоин этого титула, тебе еще представится.

Ты не можешь служить двум господам, Богу и мамоне — другими словами, Христу и Цезарю.

Павлин, епископ Нолы. Письма. 400 г.

— Гай говорит… — Цитируя знаменитые «Институции», защитник продолжал настаивать, что его клиент не только обвинен в совершении преступления незаконно, но и сам является пострадавшей стороной.

— А вот Ульпиан утверждает… — возражал обвинитель.

— Гай…

— Папиниан!..

— Павел!..

— Ульпиан…

— Модестин…

Так и продолжали эти двое, словно дерущиеся на кулаках гладиаторы, обмениваться судебными прецедентами. Дело, спор относительно якобы наличествующего посягательства на чужую землю, затянулось до позднего вечера. Судья, загруженный работой декурион, назначенный правителем входившей в диоцез Семи Провинций Второй Нарбонской провинции defensor civitatis для юрисдикции суда первой инстанции, с нетерпением ожидал того момента, когда можно будет закрыть дело и избежать его отложения на следующий день. Смеркалось: вошедший в обустроенный в главной базилике Немауса зал судебных заседаний раб начал зажигать масляные лампы.

— А что говорит Папиниан? — устало спросил defensor, повернувшись к Криспу, эксперту-консультанту суда. Все магистраты были, как правило, людьми, по уши заваленными другими делами, вследствие чего законы знали слабо, поэтому на всех судебных заседаниях присутствовал эксперт-консультант, дипломированный юрист, выступавший в качестве третейского судьи. В тех случаях, когда очевидный вердикт вынести не удавалось, применялся недавно введенный Закон Цитат, составленный на основе сочинений пяти упомянутых выше классических римских юристов. Если по одному и тому же вопросу между ними обнаруживались разногласия, то судья должен был принять решение, которого придерживалось большинство из них; при равенстве голосов все решало мнение Папиниана.

— Ну, так что же там говорит Папиниан? — раздраженно переспросил defensor, когда, после долгой паузы, Крисп ничего не ответил.

Но эксперт-консультант, молодой адвокат, проходивший обучение в Риме, вопроса не слышал. Крисп был всецело поглощен тем, что с недавних пор беспокоило его столь сильно, что он практически постоянно пребывал в состоянии ужаса: судьбой своей бессмертной души.

* * *

Что необычно для христианина, Крисп был крещен еще в детстве, когда заболел и находился при смерти. Большинство откладывали крещение до смертного одра, что позволяло им жить в грехе до самой последней минуты, — обряд этот обелил бы их от всех грехов и их очищенные души попали бы прямо в рай. Проходивший крещение человек обязательно должен был исповедаться. Но случиться подобное могло лишь единожды; будущие грехи оставались не подлежащими прощению, и те, кто умирал в грехе, попадали в ад. Обычному гражданину, особенно тому, кто имел то или иное отношение к армии либо же закону, даже при условии, что он тщательно избегал совершения явных грехов вроде прелюбодеяния и блуда, было очень трудно (если только он не становился отшельником или монахом) остаться не замаранным грехом. «Те, кто получают мирскую власть и отправляют мирское правосудие, не могут быть свободны от греха», — сказал как-то один папа римский.

Все это не сильно беспокоило чувствительного и одаренного богатым воображением паренька, оставаясь лишь набором абстрактных понятий, покоившихся на задворках памяти Криспа; более того, он утешал себя тем, что всегда сможет исповедоваться в старости, когда от ведущих к греху искушений и возможностей не останется и следа. Потому-то он и выбрал карьеру законника, — даже несмотря на то, что на подсознательном уровне понимал, что духовные опасности этой профессии все же свойственны. Будучи парнем добросовестным, Крисп быстро пошел вверх по служебной лестнице, став экспертом-консультантом в том возрасте, когда его сверстники еще зубрили «Ответы» Папиниана. Он так и провел бы всю жизнь за любимой работой, лишь изредка испытывая смутные страхи относительно того, что ждет его в загробном мире.

Но несколько недель назад Крисп испытал травматическое прозрение, которое вытащило все эти страхи на поверхность и заставило их возрасти до такой степени, что теперь они занимали все мысли юноши. В середине воскресной службы, проходившей в небольшой деревенской церквушке недалеко от Немауса (в этой деревне Крисп жил), в храм вошел незнакомец, худой, сумасбродного вида мужчина, с бритой головой и в черном платье. То был один из тех, недавно появившихся, богословов, которых можно было встретить на любой из римских дорог, — странствующий монах. Грубо отодвинув в сторону священника, он повернулся лицом к прихожанам и начал свою речь. Недовольные протесты и возражения священника стихли, едва лишь раздавшись: красноречие монаха и исключительная сила его личности овладели слушателями уже через несколько мгновений.

— У меня для вас простое послание, — заявил монах. — Хотите спасти свои души? Тогда отвергните этот мир и его искушения, оставьте земные занятия. Зачем? — Он посмотрел на аудиторию горящими глазами, и голос его возрос до крика. — Затем, что, выбрав этот мир, вы рискуете навлечь на себя грех, а тот, кто умрет грешником, попадет в ад! — Здесь он понизил голос, и заговорил тихо, здраво. — Сколько здесь тех, кто, полагая, что это — не грех, содержит любовницу или бывает в театре, ходит смотреть бои диких животных на арене или гонки на колесницах в цирке? Вы можете не осознавать этого, но, поступая так, подвергаете опасности свои бессмертные души, ибо все эти поступки греховны. Осмелюсь предположить, что многие из вас посещают термы — само по себе, это, конечно же, не грех. — Он вновь повысил голос. — Тем не менее это потворство своим желаниям, которое может пробудить плотские аппетиты и толкнуть вас на греховную дорогу блуда. Не менее греховно и брачное ложе; гораздо лучше для мужа и жены подавить желание и жить во взаимном целомудрии. Был ли кто из вас солдатом? Если да, то он мог совершить грех убийства, каковым является лишение жизни любого живого существа, пусть даже то был враг. Есть ли здесь юристы или магистраты? Они тоже, безусловно, совершили грехопадение: кто же, положа руку на сердце, скажет, что все вынесенные им приговоры были справедливыми? А если, вынося решение, вы приговорили человека к смерти, то виновны в убийстве в не меньшей степени, как если бы убили его собственными руками. Говорю вам, лишь одна дорога ведет в рай, и…