Двенадцатое заклятие - Дэвид Лисс

Люси чувствовала себя так, будто ее ударили по лицу. Она уже познала жестокость светской жизни в Лондоне — колкости, замечания в сторону, шушуканье за веерами. Люси не сомневалась, что светские львицы перемывают ей косточки на безопасном расстоянии, но она и представить не могла, что кто-то станет говорить с ней в такой манере, глядя в лицо.

Повисла пауза. Может быть, прошло не больше секунды или двух, но для Люси время остановилось, пока она пыталась придумать, как отреагировать на оскорбление. Никак не реагировать и выставить себя кротким, беззубым созданием? Ей хотелось этого. Больше всего на свете ей хотелось повернуться и уйти, но она подумала, что впереди ее ждет немало испытаний, — и она должна научиться проявлять мужество, когда этого требуют обстоятельства, а не когда она заранее к ним подготовилась.

— Принц может говорить со мной каким желает тоном, мой долг подданной ему подчиняться, — сказала Люси. — Но вы — грубиян, сэр.

Браммелл попятился, зажав рот ладонью и изображая ужас:

— Она как индийская кобра. Приятно смотреть, но укус смертельный.

— Заткнись, Джордж, — сказал Байрон.

— Mon dieu! — вскрикнул Браммелл. — Ваше величество, этот выскочка только что обратился к вам по имени и велел замолчать. Полагаю, его следует заковать в цепи и увести.

Принц рассмеялся и подмигнул Люси:

— Когда разговаривают трое мужчин и все трое носят имя Джордж, всегда возникает путаница.

— Путаница заканчивается, — заметил Байрон, — когда у двоих есть титул, а третий простолюдин.

Браммелл изящно коснулся пальцами своей груди:

— Я? Да я изысканнее всех.

Принц снова рассмеялся и повернулся к Люси:

— Он шут, но меня забавляет. Простите, если он задел вас своим неуместным поведением. Как мне его наказать?

Люси посмотрела на Браммелла долгим критическим взглядом. Она подумала, что перед ней грустная картина. Будто она видит кристалл, красивый и дорогой, но такой хрупкий, что пройдет время, и он разобьется.

— Думаю, — сказала она, — он сам себя накажет в свое время.

Повисла неловкая пауза. Потом Байрон сказал Браммеллу:

— Если эта леди говорит вам подобные вещи, надо быть глупцом, чтобы не придавать этому значения. — А затем обратился к Люси: — Пора потанцевать.

Люси не успела возразить или даже сообразить, хочет ли она возразить, как оказалась вместе с Байроном на танцевальной площадке, затерявшись в вихре кружащихся пар в дорогой одежде, источающих аромат еще более дорогих духов. Музыки почти не было слышно, хотя оркестр играл великолепно. Его заглушал гул голосов. Каждая пара разговаривала приглушенными и многозначительными голосами, и Люси гадала, кто из окружающих назначал тайное любовное свидание. Все? А она? Нет, она не собиралась этого делать, но, несмотря на ужасные вещи, которые Байрон говорил и делал, ей было приятно находиться в его обществе, быть рядом с ним. Она поняла, что его красота действовала как магия.

— Вы не представляете, Люси, как я скучал по вас, — сказал он низким шепотом, почти прорычал. — Думал о вас каждую минуту.

Люси промолчала. Одна ее половинка находила его отвратительным, отталкивающим, омерзительным. Однако другая вовсе так не считала.

— Надеюсь, вы на меня больше не сердитесь? Вы же не ревнуете меня к той девушке в Ньюстеде? Ведь вы меня отвергли.

Люси смогла только покачать головой. Его слова поразили ее. Неужели он решил, что она стала считать, как и он, его стиль жизни естественным. Но, с другой стороны, всего несколько недель назад заклятия, амулеты, магия — все это казалось немыслимым, а сейчас стало совершенно естественным. Так и Байрону его распутная жизнь должна казаться нормальной. А если это так, если он просто так живет, значит ли, что он порочен? Если он не видит ничего плохого в том, что делает, и никто не осуждает его поступки, значит ли, что он дурной человек? Или он просто не такой, как все?

— Вы ведь знаете, что бедная девушка вас любит, — сказала Люси. — Для нее это не просто увлечение. Это любовь всей жизни.

— Люси, вы даже не догадываетесь, сколько женщин меня любят, — сказал он без всякой гордости. Даже устало.

— Не обязательно этим пользоваться.

— Почему «пользоваться»? Разве они не такие же человеческие существа, как и я, и не имеют права делать выбор? Бедная глухая Софи, как вы ее называете, совсем не ребенок. Если она лишена слуха, это не означает, что она лишена и разума. Она умная молодая женщина, которая знает, как устроено общество, как оно осуждает тех, кто отвергает с презрением его банальные правила, но она сделала свой выбор с открытыми глазами. Я сделал свой выбор, и вы не имеете права меня осуждать. На самом деле вы оскорбляете Софи тем, что думаете, будто знаете ее жизнь лучше, чем она сама.

Люси покачала головой, отказываясь верить, но его слова ее развеселили.

— Лорд Байрон, вы и вправду необычный человек. Вы можете доказать, что верх — это низ, и, боюсь, я долго буду в это верить.

Он засмеялся:

— Если Люси Деррик считает меня необычным, значит это правда. Скажите, что вы делаете в Лондоне в обществе этих ужасных людей? Одно дело ваш дядюшка, родственников не выбирают. Но этот Гилли — худший из карьеристов, а его дочь похожа на хитрую стерву.

— Пока воздержусь от комментариев по поводу оскорблений в адрес моих друзей. Я с ними, потому что это единственный способ попасть в Лондон и обрести свободу. Во всяком случае, я так думала. Мне необходимо в Кент.

— Найти книгу, которую вы с Моррисоном пытались стащить из моей библиотеки?

— Можно спросить, что произошло между вами? Почему вы его ненавидите?

— Я ни к кому не испытываю ненависти, — ответил Байрон, — но считаю его несносным педантом, и он постоянно критикует то, как я живу.

— И это достаточная причина, чтобы испытывать такую неприязнь к нему?

— Неприязнь к такому, как он, — уже само по себе удовольствие. А теперь моя очередь задать вопрос. Почему вы с ним? Почему проникли в мой дом? Зачем искали книгу в моей библиотеке? По всей видимости, это важная вещь для вас и для него.

Люси хотелось ему довериться. Он был так потрясающе красив и удивительно, по-своему, откровенен. Больше всего в нем ее оскорбляла его прямота, но если посмотреть на это иначе, то ничего оскорбительного в ней не было.

— Лорд Байрон, могу только сказать, что для меня это очень важно, но если я скажу больше, то вы мне не поверите и только усилите мои страдания. Скажу также, что мистер Моррисон мне не друг. Возможно, я ввела его в заблуждение относительно своих чувств, но он этого заслуживает.

Байрон улыбнулся, услышав такое признание:

— Я думал, нельзя испытывать к вам большую симпатию. Теперь понимаю, что можно. Использовать Моррисона для своих целей. Я могу вам помочь?