Мелодия встреч и разлук - Лариса Райт

— Я тоже так считаю. И не только занимательной, но и поучительной для многих молоденьких дурочек, которые, как и я когда-то, наивно полагают, что в чужой стране их не ждет ничего, кроме счастливой безбедной жизни. Опубликуйте эту статью обязательно. Может быть, мне оплатить ваш гонорар? Я готова понести расходы на благородные цели.

Алина привыкла держать удар. Она делает это великолепно, но и ее терпение не безгранично. Если обычную девушку, просто сестру именитой скрипачки журналисты могли себе позволить оставить в покое, то о личной драме известного фотографа они забывать не желают. Как только они увидели, что человек, с которым Алина появлялась на публике последние несколько месяцев, начал повсюду сопровождать Марию, а потом и вовсе переселился в ее особняк под Нью-Йорком, телефон Алины не переставал разрываться от бесконечных звонков с назойливыми просьбами «отреагировать, прокомментировать, озвучить, рассказать, развеять мифы и остановить слухи». Ее находили везде: дома в ванной (в одной руке — фен, в другой — телефон), в комнате с инфракрасным светом (в левой — мокрый снимок, в правой — трубка), в студии («Встань сюда. Нет, немного правее. Да. Так хорошо. Что? Нет, это я не вам. Простите, я занята. У меня съемка»), и даже здесь — на Чимбулаке[21](в обеих руках штатив, связь с внешним миром через плечо).

— Не знал, что фотографы так популярны у журналистов, — комментирует ситуацию корреспондент, который работает в паре с Алиной. Она снимает красоты Казахстана, он пишет о них статью.

— Я тоже не знала, — она криво усмехается, пытаясь найти телефон. Он упал в сугроб, когда она избавлялась от очередного охотника за сенсацией.

— Потеряла? Сейчас я тебе помогу, — молодой человек делает движение к ней навстречу.

Алина предостерегающе поднимает руку: еще заденет с трудом установленный штатив, придется все начинать сначала, а она уже порядком замерзла.

— Не страшно. Сейчас сам найдется. — Абсолютная аксиома. Едва она заканчивает фразу, из сугроба раздается надрывное: «All by myself. I don’t need anyone at all…»[22]Алина бросается к поющему снегу, осторожно разгребает его руками. — Как вы мне все надоели!

— Поосторожнее с нашим братом, — предупреждает корреспондент.

— Я знаю, знаю, — она откликается обреченно. Если обычная девочка, которой довелось оказаться сестрой знаменитой скрипачки, могла вести себя с прессой так, как ей заблагорассудится, и не задумываться о последствиях, то известный фотограф не может позволить себе беспричинно обижать журналистов. Одно небрежное слово, один непозволительный срыв — и твоя репутация уничтожена. Одно дело, когда ты просто отказываешься комментировать события личной жизни. Это твое право, никто не может заставить тебя изменить решение, пока сам того не пожелаешь. Вежливый отказ, конечно, может разочаровать, но не унизит. Другое дело — раздражение и хамство. Алину переполняет желание накричать, нагрубить, отчитать, но она вынуждена сдерживаться. Что позволено Юпитеру, не позволено быку, но в данном случае именно королева обязана держать себя в руках, а, будь она скромной, никому не известной женщиной, уж тогда бы… А сейчас просто:

— Алло.

— Алина?

«Как же я устала. Уж если вы звоните Алине, знаете ее номер и именно его набираете, то можете быть уверены, вам откликнулась именно я, а не Маша, Глаша, Наташа и тем более не Петр!»

— Да, это я.

— Алина, даже и не знаю, как вам представиться.

«Ну, конечно, видимо, вариантов тьма: представитель газеты, журнала, радиопрограммы, телепередачи. Разве что на МКС еще не заинтересовались моей персоной».

— Видите ли, я — врач, — в голосе от волнения появляется чуть заметный акцент.

«Врач? Иностранец? Что за ерунда!»

— Я — врач-гинеколог.

— …

— Дело в том, что у меня возникли некоторые проблемы…

— Вы не ошиблись номером? Я — фотограф и в гинекологии разбираюсь настолько, насколько это необходимо обычной женщине. Я вряд ли смогу вам помочь, — Алина знаками показывает заскучавшему корреспонденту, что освободится через секунду.

— Я звоню вам. А проблемы мои заключаются в следующем: я должен сообщить вам кое-какую информацию. Но, сделав это, я нарушу клятву Гиппократа…

— Хотите совет? Не делайте этого.

— То есть?

— Не рассказывайте мне ничего.

— Шутите. Я живу в Америке уже двадцать лет, получил здесь образование, стал врачом. У меня обширная практика, достойные пациенты.

— Поздравляю вас. Но совершенно не понимаю…

— Дело касается вашей сестры…

— В таком случае не утруждайте себя разговорами и не тратьте времени и денег! Меня это совершенно не интересует.

Алина раздраженно отключает телефон, но он тут же звонит снова:

— Алина, послушайте, мне наплевать, что звонящие вам люди слышат, что вам «никто не нужен». Я заставлю вас выслушать! Дело в том, что ваша сестра беременна и…

— Передайте ей мои поздравления. — Отбой.

«Беременна? Это замечательно. Маша так давно об этом мечтала».

Новый звонок. Алина рявкает в трубку:

— Да!

— Алина, не бросайте трубку! Вы должны понимать, что беременность, особенно первая, в ее возрасте чревата осложнениями. И любые волнения могут оказаться тем самым роковым обстоятельством, из-за которого…

— Что вы хотите от меня?

— Только одного. Пожалуйста, когда в следующий раз вы увидите на экране своего телефона номер Марии, не отключайтесь, поговорите с ней!

— Вы сказали, что вы — гинеколог.

— Так и есть.

— Вот и занимайтесь гинекологией! И не звоните мне больше.

«Если я не хочу с кем-то разговаривать, я не буду этого делать. Не хватало еще, чтобы какой-то там докторишка лез ко мне со своими советами! Да и сестрица — та еще штучка. Мало того, что она обрывает мне телефон бесконечными вызовами, которые я отклоняю, она еще и рассказывает об этом каждому встречному-поперечному. Чего ей не хватает? У нее есть скрипка, преданная публика, любимая музыка, Анатолий и будущий ребенок. Зачем ей понадобилась я? Для очистки совести? Я не собираюсь выступать в роли отпускающего грехи исповедника».

Телефон звонит снова, корреспондент демонстративно показывает на часы. Он прав. Солнце скоро сядет, а Алина еще не сделала ни одного кадра.

— Я же сказала: «Оставьте меня в покое. Все, все оставьте меня в покое!» — в остервенении кричит она в трубку, из которой доносится испуганное: