Альпийский синдром - Михаил Полюга

– Александр Степанович! – позвал я, когда трескучий звук двигателя отдалился и моторка скрылась за поворотом ставка. – Все готово. Может, к столу?..

– Все? – с неясным намеком проворчал тот, заглядывая через мое плечо на накрытый стол.

– У нас тут случайно бутылка коньяка… Приготовил отвезти домой, а выложить забыл, – осторожно пробормотал я и подмигнул Игорьку: давай!

Понятливый малый Игорек рванул к «семерке», достал из багажника загодя припрятанную бутылку «Десны» и подал мне.

– Ну-ка, что пьете? Это? – приняв от меня бутылку, Горецкий повертел ею, встряхнул и зачем-то поглядел на свет, затем по-снобистски насмешливо вернул ее мне и обернулся к Толику. – Давай нашу! – И когда Толик, с такой же снобистской ухмылкой, как у шефа, принес какую-то диковинную, ранее никогда не виданную мной бутылку, воскликнул с апломбом: – Вот этот настоящий. Коллега из Армении презентовал. Вот что надо пить!

Свернув пробку, Горецкий наполнил две стопки, потом прищурился и хитро кивнул в сторону Игорька:

– Твоему тоже налить? Он у тебя пьет?

– Так ведь за рулем… – неуверенно протянул Игорек, переводя взгляд загоревшихся, красноречивых глаз с меня на областного: насмешничает или в самом деле?.. – Евгений Николаевич не позволяет, если за рулем…

– Сегодня я командую, – самодовольно фыркнул Горецкий. – Разрешаю по чуть-чуть. Или вы собираетесь выехать за пределы района? – так и впился в меня пронизывающим колючим взглядом он.

«Опять он за старое, провокатор чертов!» – подумал я, изображая на лице полное недоумение: ну, разумеется! куда уж нам ехать?!

– Тогда давай стопку! – благодушно улыбнулся Горецкий, наполнил до краев посудину Игорька и прищурился на того охотничьим птичьим глазом: – Будешь потом рассказывать, как прокурор области тебе наливал…

Мы взялись за стопки, свели их с глухим звоном и дружно посмотрели на Горецкого: по неписаным правилам застолий первому полагалось пить ему, старшему и по должности, и по званию. Но тот медлил, с любопытством взирая на нас с Игорьком и, по всей видимости, ожидая, каким будет эффект. Наконец не утерпел:

– Что же вы? Пейте! Только не сразу, по глоточку. Нёбо обволакивает? Во-от! Какой вкус, а? То-то!

Мы с Игорьком дружно закивали головами, хотя, как по мне (а я всегда был неважным ценителем спиртных напитков), элитный коньяк, присланный из Армении, «прямо с завода», особо не отличался от нашей «Десны».

Тут неподалеку раздался негромкий смех, и, обернувшись, мы увидели веселую парочку – парня и девушку, сидевших метрах в двадцати от нашего застолья на сваленном стволе осины. Негромко переговариваясь и хихикая, они бесцеремонно взирали на нас со своего наблюдательного пункта.

– Кто такие? – насторожился Горецкий, грозно насупил брови и велел Игорьку: – Пойди скажи, чтобы ушли. Мало им места на берегу?

Поставив стопку на стол, Игорек направился к парочке, огибая кусты и перепрыгивая через черные кротовые кучи. Через минуту он вернулся и со вздохом сказал, что уходить соглядатаи не желают: берег общий, место давно ими облюбовано и вообще…

– Кто такие? – повторил вопрос Горецкий. – Ты их знаешь?

– Парня не знаю, а эта, – кивнул он на девушку, – Зинка, паспортистка из паспортного стола. Наглая девка. Выпендривается перед кавалером: вот я какая! Замуж, видно, хочет. Может, пригрозить? Или нам отъехать?

– Еще чего! – с неожиданным благодушием махнул рукой Горецкий. – Черт с ними, пусть сидят. Может, что и высидят. – И, позабыв о собственных наставлениях – пить коньяк «по глоточку», залпом опорожнил свою стопку.

Уезжая, Горецкий снова напустил на себя вид неприступного вельможи и небрежно подал мне размягченную, как дохлая плотвичка, руку. Но взгляд уже был у него сытый, умиротворенный, глаза маслились, и двигался он вяло и неспешно. Садясь в машину, он вдруг поманил Игорька и переспросил, как и там, на берегу, жмурясь на солнце и фукая в усы:

– Ну, как мой коньяк? Но смотри, лишнего не болтай, – и упреждающе помахал пальцем.

– Вроде пронесло, – сказал Игорек, когда машина областного скрылась за поворотом. – И зачем он приезжал? На лодке поплавать?

Я молча пожал плечами: может быть, и на лодке; мало ли какие могут быть у начальства причуды.

– А теперь что? Он намекнул, чтобы домой не ехали. Стоит где-нибудь на трассе и поджидает, а тут мы едем. Может, переночуем от греха подальше в Приозерске, а, Николаевич?

– Еще чего! Домой! – непререкаемо велел я. – Пусть ждет на трассе, а мы другой дорогой, через Чернорудку.

Игорек вздохнул с затаенным разочарованием. Недавно, как нашептал мне всезнающий Савенко, у парня завелась в Приозерске пассия, моложавая замужняя дамочка, у которой муж-строитель месяцами отсутствовал дома – возводил новоявленным нуворишам особняки в других регионах страны. Как это часто бывает, супружеское ложе недолго оставалось холодным. Нашелся любвеобильный Игорек с утешениями, конфетами и вином, и сегодня он понадеялся воспользоваться случаем и провести с пассией ночь – в гараже прокуратуры или на худой конец у бабенки на сеновале.

«Обломилось, да? – искоса поглядывая на надутую физиономию парня, ухмыльнулся я. – Дома жена, ребенок, а ты туда же: шляться по помойкам. А с другой стороны, черт его разберет, что там у него с женой происходит. Не мое это дело, времена, когда партия и профком лезли куда не просят, давно миновали. Теперь каждый сам с усам».

Но, с другой стороны, я в последний год с удивлением наблюдал за тем, как проявлялся истинный характер Игорька, какие привычки приживались у этого в целом неплохого парня. А характер был самолюбивый и обидчивый, и привычки появлялись под стать характеру. Ему непременно хотелось знать обо всем, что происходит в прокуратуре, а когда я садился за руль и уезжал куда-либо без него, он обижался, как мальчишка, которому обещали сладкое, но потом обманули. Когда в коллективе отмечали какое-нибудь торжество, он норовил сесть за стол по правую от меня руку. Если я выпивал на природе с Мирошником или Ковтуном, Игорек был со мной рядом: нарезал, подавал, разливал спиртное и пил наравне со всеми. И вскоре по району поползли странные слухи, что он мой внебрачный сын.

– Откуда взялась эта чушь? – спросил я у Игорька, когда в очередной раз услышал эту «новость», но тот пожал плечами и хитро улыбнулся: мол, и я слышал, да что тут поделаешь.

Тогда мне показалось, что если не сам он распускает эти слухи, то уж точно рад-радехонек этакому вздору. «И черт с ним, пусть болтают! – махнул я рукой. – Несущественно, и рты болтунам не заткнешь». Тем более что я чувствовал себя обязанным Игорьку после давнего случая под Сокольцом, а с другой стороны, чего греха таить – привязался к нему в последнее время. А уж Даша – та открыто мирволила моему водителю. Не обижаю ли я парня, – то и дело интересовалась она; делюсь ли с ним, когда по какому-либо случаю одаривают рыбьими хвостами, приставала, что можно сделать, чтобы помочь тому встать на ноги.