Месье Террор, мадам Гильотина - Мария Шенбрунн-Амор

– Ну тогда хоть Брийе? Тоже отвратная парочка.

– Нет, с ними тоже не повезло. Супруги Брийе – люди рачительные, они бы позаботились забрать свои ассигнаты, иначе зачем понапрасну наживать неприятности и хлопоты? Но деньги так и остались в кармане Бригитты. Так что следователь колебался между хрупкой девицей Бланшар, с которой Планелиха враждовала, и мной, способным таким образом защитить барышню от выселения.

– Если полиция колебалась между ней и тобой, то, зная твою галантность, я удивляюсь, почему ты еще не арестован.

Александр плеснул в бокал вина, перебрался в любимую оконную нишу, усмехнулся:

– Я никак не мог убить Планелиху. Ведь мы с вами, Василь Евсеич, провели всю ту ночь за разговорами в пекарне у Нодье.

Василий Евсеевич поперхнулся:

– А-хм… горячий чай, однако. – Помолчав, уточнил: – Напомни мне только, за какой такой надобностью я нанес визит сдобной булочнице?

– Мы пошли прогуляться и заодно, увидев свет, зашли к ней поблагодарить за дивные бриоши. Вспомнили? Я до рассвета рассказывал Мартину, ее сыну, о плавании в Америку. Парень мечтает стать юнгой.

– Как же, как же! Как это я запамятовал? Славный мальчуган. Так и вижу его э… на рее. А прекрасная Розали и мечтатель Мартин тоже помнят наш визит?

– О да! Не сомневайтесь, дядя. Я только что проходил мимо и освежил их память.

– Не знаю, насколько сегодня можно полагаться на чью-то память.

– Не волнуйтесь. У них есть веские причины отлично помнить нашу встречу. Так что я убедил комиссара тщательно расследовать все улики, указывающие на мадемуазель Бланшар.

Дядя смахнул с халата крошки, покачал головой:

– Ну и ну. Извини, этого я одобрить никак не могу. Все ж таки девица, и ты к ней был неравнодушен. Ты прямо сам каким-то неумолимым Робеспьером заделался.

– У меня не было выхода, – с досадой поморщился Александр. – Мне необходимо остаться на свободе!

С этим утверждением Василий Евсеевич спорить не стал:

– Ну, всяко лучше, чем тебя бы цапнули. – Выбрал следующую плюшечку, придирчиво ее осмотрел: – А все эмансипация эта. Страшное дело, что с женщинами творит. То ли дело наши лебедушки. Вот Машенька Архипова – котенка не обидит. Петуху на дворе голову рубят, так она в обморок. Вот ей, я уверен, и в голову не пришло бы с дубиной на людей набрасываться.

Александр со всей силы грохнул бокал о стену.

Дядюшка осторожно опустил чашку на блюдце, нацепил очки:

– Ты что это, милый друг? Посуда-то чем виновата? Машенька, если хочешь знать, – нежная, сердобольная девица.

– При чем тут ваша Машенька?! Одинокой и беспомощной мадемуазель Бланшар в революционном Париже потуже пришлось, чем вашей Машеньке в ее родительском тереме. Домовладелица выгоняет Габриэль на улицу Шевроль силком тащит под венец. Никто не знает, как повел бы себя в таких обстоятельствах. А теперь ей грозит быть казненной – либо как убийце, либо как аристократке.

Дядюшка аккуратно промокнул усы салфеткой, успокоил:

– Ну, двух смертей не бывать, а одной не миновать. Ты, главное, не переживай так. Девица Бланшар хоть и аристократка, а благородства в ней ни на грош.

– Передо мной она ни в чем не виновата, зато я с самого начала понапрасну подозревал ее то в одном, то в другом. Вот и Рюшамбо вовсе не она застрелила. Оказывается, его Шевроль дубиной порешил.

– Ты с этим Рюшамбо определись наконец: то его гвардеец пристрелил, то соседки, то Шевроль, то опять Габриэль. А теперь, оказывается, в него и вовсе никто не стрелял!

Александр смахнул со лба мешавшую прядь:

– Меня самого этот пистолет сбил с толку.

– Так, может, Шевроля она в ломбард послала?

– Нет. После того как я сказал, что видел орден Святого Людовика у Рюшамбо перед самым ограблением, она сама спрашивала Этьена, откуда он его взял.

– Небось нарочно, чтобы ты ее не подозревал.

– Она даже не знала, что я рядом был. Я поднимался по лестнице и совершенно случайно услышал, как Шевроль ей ответил: «На рынке, на улице Конвента». Это бывшая Сент-Оноре, там сплошь лавки ювелиров и золотых дел мастеров. Только он соврал, разумеется. Сам Рюшамбо пришил и ограбил. Но одно то, что ростовщику череп дубиной раскроили, доказывает, что Габриэль там ни при чем.

– Похоже, соседушка наша – исключительно везучая особа. Вот и со своевременным арестом Шевроля ей удивительно подфартило.

Александр не ответил, только сморщился как от боли.

Василий Евсеевич голову по-птичьи наклонил, сбоку оглядел племянника:

– Сдается, ты знаешь больше, чем говоришь. Надеюсь, ты не собираешься ради спасения этой девицы всю Францию перевернуть?

Александр решил, что вопрос риторический и ответа не требует, закинул голову на сцепленные на затылке ладони, кивнул на газетную кипу:

– В газетах-то о чем сегодня пишут?

Дядя поправил очки, пошелестел страницами «Журнала дебатов и декретов», в котором, впрочем, вместо дебатов давно публиковались одни декреты.

– Пишут, что теперь вместо Божьих заповедей по заветам Руссо жить будем. Кумиры твои Францию в чистый парадиз превращают. Отказались, вишь, от никчемной «доктрины гуманности». Хоть мне казалось, она и до сих пор им руки не туже гнилого вервия связывала.

Александр рассеянно пробормотал:

– Не повредило бы чрезмерное чтение газет вашему рассудку…

Василий Евсеевич вздернул бровь:

– Моему рассудку? Вся страна свихнулась, а ты предлагаешь мне остаться единственным здравомыслящим?

Перечитал ликующий газетный отчет о том, что отныне благодаря истинным патриотам Кутону и Робеспьеру отменены лишние проволочки перед казнью, такие как допрос обвиняемых и вызов свидетелей защиты. Всем гражданам вменяется в обязанность донести на любого известного неблагонадежного, который тут же будет арестован. Все враги народа наконец-то будут изобличены и уничтожены в кратчайший срок.

Александр протер лицо ладонями:

– Нас может спасти только прекращение террора.

Василий Евсеевич вытащил фуляровый платок, трубно высморкался:

– Так вот для чего тебе на свободе надобно остаться? В Бруты метишь? А на эшафот попадешь, что я твоей матери скажу? А Машеньке?

– С Брутом не смею даже равняться. Брут Цезаря ради республики убил, самому ему ничто не угрожало. А я наши собственные жизни спасаю: мы все в очереди на гильотину.

– Да только один ты эту очередь распихиваешь, вперед торопишься.

Александр ответил невпопад, думая о своем:

– Пока за Робеспьера Национальная гвардия, он непобедим.

– А с чего ты взял, что гвардия будет за Робеспьера?

– Они солдаты. Привыкли повиноваться своему командиру. А их командир Анрио предан Робеспьеру.

– М-м-м… – дядюшка нашарил табакерку, раскрыл ее и задумчиво исследовал содержимое. – А не ты ли мне толковал, что власть, неуязвимую снаружи, следует рушить изнутри?

Александр грыз ноготь, уставившись в