Месье Террор, мадам Гильотина - Мария Шенбрунн-Амор

Габриэль? Это хрупкая, слабая девица. Откуда у нее взялись бы силы проломить череп и отволочь тяжелое тело в кусты?

Следователь ткнул пальцем в висящую над его головой репродукцию картины «Смерть Марата»:

– В наше время хрупкая и слабая аристократка запросто может оказаться убийцей. – Склонился к допрашиваемому через стол: – У меня сложилось впечатление, что ты неравнодушен к судьбе этой девушки.

Подследственный малоубедительно помотал головой.

– Неравнодушен, я вижу, меня не проведешь. Так вот, ты мог бы спасти ее. – Юбер уставился Александру прямо в глаза, и тот перестал дышать от волнения. – Гражданин Ворне, для человека, любящего одиночество, ты завел себе слишком много друзей среди членов Конвента.

– Я надеюсь, дружба с верными якобинцами вне подозрений?

Юбер сплел пальцы, внимательно изучил их:

– Зависит от того, насколько они верные. И чего ты при этом добиваешься.

Воронин честно признался:

– Только блага народа.

– Хм. Сдается, в последнее время этим заняты буквально все. Удивительно, как народ еще не захлебнулся в этом благе. Я почему-то подозреваю, что готовится заговор. А может, даже переворот.

Александра охватил озноб, и лоб вмиг покрылся холодным потом.

– Мне ничего про это неизвестно.

– Так-таки ничего? Очень жаль. Если бы ты знал, что именно затевается, и поделился со мной именами тех, кто замыслил покуситься на революцию, гражданка Бланшар уже сегодня оказалась бы на свободе. А ты совершил бы достойный поступок.

Александру казалось, что его четвертуют. Сердце колотилось в грудной клетке как язык в колоколе, оно било набат, оно взывало: «Вот она – возможность спасти девушку! Ты не смог спасти ни Франсуазу, ни Люсиль, но ты еще можешь спасти Габриэль от жуткой гибели на эшафоте». Но для этого придется выдать на смерть людей, которых он сам убеждал восстать. «Ну и что? – металось сердце. – Все твои сообщники – негодяи. Все они сами убивали, а если не убивали, то поддерживали тех, кто убивал. Это они создали эту власть, это они сделали комитеты всесильными». Но как погубить единственную надежду покончить с террором? «Чепуха, – рыдало сердце. – Ты начал этот подкоп под Робеспьера, чтобы спасти ее! Ты достиг этого. Остановись. Остановись до того, как среди подлецов, с которыми ты откровенничал, найдется предатель». А как же подвиг? Предназначение? Честь? Слава? Да плевать на все это! Никто даже не узнает! Так или иначе вся эта затея со свержением Робеспьера совершенно невыполнимая. Сердце кровоточило, молило и убеждало: «Пока не поздно, спаси себя и ее!»

Он сглотнул вязкую слюну и выдавил:

– Прежний ваш начальник, если я правильно помню, уже арестован, и на его место Робеспьер назначил нового из числа собственных стойких сторонников, не так ли?

– Он оказался предателем народа.

– Да-да, это обнаружилось сразу после разгрома эбертистов. И все остальные комиссары парижской полиции тогда же оказались врагами народа. А как вы, прослуживший под его начальством тридцать лет, не знали об этом? Или знали, но вовремя не донесли? Вы уверены, что рано или поздно сами не окажетесь в их числе?

Следователь побагровел, оттянул ворот мундира:

– Ты рехнулся, говорить мне такое?

– Похоже, что мне уже нечего терять, а вот вам еще есть что. Поэтому с вашей стороны очень благоразумно выслушать меня. Я уверен, что вам не следует торопиться поддерживать ту или иную сторону.

– Да я тебя сейчас арестую, и уже сегодня к вечеру тебя не будет в живых!

– Пока вы все еще можете это сделать. Но если вы подумаете о завтрашнем дне, вы поймете, что для вас куда безопаснее занять выжидательную позицию.

Полицейский захрипел:

– Разоблачение заговора против Неподкупного докажет мою полную преданность Комитету общественного спасения.

– Надолго это вас не спасет. Люди с куда большими заслугами сложили свои головы. Это только неразрывно свяжет вас с режимом Робеспьера. Недовольство триумвиратом повсеместно. Раньше страх останавливал людей, теперь он заставляет их сопротивляться. Вы уверены, что сможете раскрыть все заговоры? Что вы выбрали ту сторону, которая непременно победит во всех будущих противостояниях? Вспомните жирондистов. Но главное, зачем вам вообще торопиться делать этот опасный выбор? Не лучше ли выждать и посмотреть, как повернутся события?

Юбер поиграл пальцами, посмотрел в окно:

– А кто поручится, что противники Робеспьера не окажутся для меня еще опаснее? Что они не обвинят меня в содействии якобинскому террору?

– Я надеюсь, гражданка Бланшар сможет засвидетельствовать, что вы не спешили уничтожить ее. И я смогу подтвердить это.

– Все думают, что я сам посылаю людей на гильотину! Я тут совершенно ни при чем. Я расследую преступления: убийства, грабежи, кражи, мошенничества. Не в моих силах отложить казнь аристократки.

– Но расследовать преступления у вас же есть право?

– Конечно. Если бы я успел, я бы непременно отсрочил казнь Шевроля, чтобы хорошенько допросить его об убийстве гражданина Рюшамбо.

Александр словно прыгнул в пропасть:

– Аристократка или нет, мадемуазель Бланшар перво-наперво – основная подозреваемая в бесчеловечном убийстве гражданки Планель. Вы сами только что верно заметили, что у нее была причина и возможность, – сказал и сам содрогнулся от своих слов.

– Нда-а… – Юбер задумчиво почесал бороду. – Но как хрупкая и слабая девушка смогла проломить жертве череп и отволочь тяжелое тело в кусты?

Александр кивнул на заколотого Марата:

– Шарлотту Корде тоже никто бы не заподозрил. Нет, комиссар, тут требуется дотошное и неспешное выяснение всех обстоятельств этого преступления.

Юбер откинулся, побуравил взглядом подследственного, сказал:

– Я свои обязанности знаю. Я выдвину обвинение против гражданки Бланшар. Придется отложить ее казнь до конца расследования. Если она убила гражданку Планель, ее казнят как убийцу. А если не убивала, то тогда с ней поступят в соответствии с законом о подозрительных. Так или иначе и шея, и лезвие одни и те же. А что касается тебя – пока, на твое счастье, против тебя ничего определенного не вижу, но я глаза с тебя не спущу, так и знай.

ДОМА АЛЕКСАНДР ЗАСТАЛ дядюшку за любимым занятием – чтением всей революционной прессы подряд: от официозного «Монитора» и «Дочери Республики» до «Курьера равенства» и «Философской декады».

– Праздник Верховного Существа с таким воодушевлением и благоговением описывают, будто второе пришествие свершилось. Власть Робеспьера из кошмара превратилась в посмешище. Что с тобой, друг мой?.. На тебе лица нет!

– Я только что из полицейского департамента. Комиссар полиции заподозрил в убийстве Планелихи мадемуазель Бланшар.

Василий Евсеевич отложил газеты, заправил за ворот салфетку, налил чая из фарфорового чайника, подвинул поближе блюдо с любимыми плюшками, поинтересовался:

– Почему ее? Чем ему этот мерзкий мужлан Шевроль не подошел? Я бы сразу на него подумал.

– Увы, это