Угли войны - Гарет Л. Пауэлл

«Архангел».

За это время я успела отступить на добрую дюжину шагов и задумалась, что будет, если просто повернуться и броситься бежать. Успею ли я протиснуться под той дверью прежде, чем чудище меня настигнет?

Словно уловив мои мысли, медведь упал на все четыре лапы и зарычал. Я заметила, как канатами вздулись мышцы на его ляжках.

«Оставайся на месте».

Я подняла руки. Что-то шарило по чердаку моей памяти. Я ощущала, как вспыхивают и гаснут полузабытые воспоминания – как далекий фейерверк, если смотреть на него ночью с балкона. Первый школьный день. Волокнистый аромат смазки для обуви. Грохот тысячи сапог – приписанный к кораблю полк становится по стойке смирно в тесном ангаре. Легкое как пух прикосновение лепестков шиповника к щеке. Кожа Адама касается моей кожи.

Снова и снова проигрывалась битва при Пелапатарне. Я видела, как взрывы антиматерии рвут на части корветы; видела прошивающие пустоту трассы снарядов; видела, как черный дым горящих джунглей затягивает полушарие. Видела все, что было, в мучительных подробностях. Каждый выпущенный снаряд, каждую погибшую жизнь – все.

А потом – ничего.

Я стояла под куполом, не в силах ни шевельнуться, ни заговорить, а медведь на целый метр возвышался над моей головой.

«Суд завершен».

Страшные челюсти задвигались, испуская долгий поток рыкающего рева.

«Аннелида Дил, Мраморная армада судила тебя и нашла… НЕДОСТОЙНОЙ».

Это слово полыхнуло напалмом. Я отшатнулась, сжимая руками голову. Вся вина, вся боль за Пелапатарн – грубые эмоции, которые я надеялась выплеснуть в стихах, – обрушились на меня стенами рухнувшего храма. Единственным способом пережить такую атаку было поступить, как я поступила в тот бесславный день, – цепляться за веру, что, исполняя приказ, сжигая мыслящие деревья, я выбрала правильно, выбрала меньшее зло.

«Человечество недостойно».

Я помотала головой, глубоко вздохнула, загоняя внутрь слезы гнева и бессильного стыда, угрожавшие меня захлестнуть.

– Чего недостойно?

«Мраморная армада существует для защиты жизни, но создавшей нас жизни больше нет. За прошедшее тысячелетие приходило много рас, но все были признаны недостойными».

Бесстрастие этих слов до костей пробило меня холодом.

– Вы судите все человечество по мне и тем немногим, кто забрался в такую даль?

Зверь ударил лапами по воздуху.

«Ты попала сюда, спасаясь от убийц. Ты повинна в убийстве разумного леса, в тысячи раз древнее твоего рода».

– Но не все люди одинаковы.

Не знаю, отчего мне так отчаянно хотелось переубедить это создание, разве что было что-то пугающее в том, как прозвучало у него слово «недостойна». Коснувшись моего разума, оно внушило уверенность, что признание недостойным – незавидная участь.

– Ты видел мои воспоминания. Ты видел Адама – мальчика, который был со мной. Тот мальчик… – голос у меня сорвался. Я сглотнула и заставила себя продолжать: – Он погиб. Он был напыщенный, но молодой и невинный. Он был хороший.

На свету блеснули когти и зубы.

«Ты потворствуешь бойне, а потом ссылаешься на невинность ребенка?»

В горле у меня встал ком. Я развела руками:

– Что мне еще остается?

От обиды, ужаса и слабости дрожали руки и ноги. Надо было уходить. Искать путь на поверхность и хоть какую-нибудь еду, пока совсем не обессилела. Чувствуя, как стучит сердце, я развернулась и пошла обратно. Если уж погибать с голоду, как те двое в коридоре, то хотя бы в попытке спастись.

Меня остановил рев зверя за спиной.

Я обернулась, скорее рассерженная, чем испуганная.

– Разве еще не все?.. – выпрямившись в полный рост, гневно спросила я.

Если это последняя минута, я встречу ее как капитан.

– …Или ты теперь намерен меня убить? Или уничтожить весь род человеческий за то, что мы не подходим под ваши мерки?

Девять глаз моргнули. Я твердо выстояла под их светящимся взглядом.

«Мы не убиваем недостойных».

– Ну и хорошо…

«Убийство выдало бы нас врагу».

В этих словах сквозила такая печаль, что злоба моя растаяла. Медведь развернулся и зашаркал обратно к клубку света под куполом.

Я протянула к нему руку:

– Погоди!

Он задержался. Выгнул шею, оглянулся через тяжелое плечо.

– Какому врагу? – спросила я.

Медведь пошевелил пастью. Из глубины его груди докатился низкий рокот.

«Врагу жизни».

Я ковыляла сквозь свистящую пустоту высших измерений. Мои основные системы считались защищенными от последствий атомного взрыва, но электромагнитный выброс взорвавшихся вплотную торпед Фенрира пережег множество мелких цепей и вызвал пару возгораний. Опаленные пластины корпуса на правом борту вспучились, а бо́льшую часть боеприпасов я растратила. Торпед не осталось, снаряды для заградительных орудий иссякли наполовину.

Войдя в гипер, я тут же услышала настойчивые вызовы Адалвольфа.

– Фенрир! – звал он известным только нашей стае кодом. – Фенрир, где ты? Что происходит?

В сигнале слышалось нетерпение. Я дала ему еще немного попыхтеть, а потом установила связь. Мне нужно было потянуть время.

– Он мертв.

Я оставила прежнюю аватару: растрепанная женщина в шинели, с промокшими под дождем волосами. А вот он заменил человеческий образ желтоглазой оскаленной волчьей мордой.

Несколько секунд он молча таращился на меня, потом, овладев собой, спросил:

– И как же он умер?

Я позволила себе улыбку:

– Разве это важно?

– Что стало с оружием?

– Надеюсь, сгорело. Фенрир, падая, унес его с собой в солнце. Даже если оно и уцелело, тебе его не достать.

Волк оскалил клыки:

– Ты убила брата.

– Он первый начал.

– А теперь думаешь взяться за меня?

Оба мы понимали, что с моей поврежденной броней, с истощенным боезапасом шансов выиграть у вооруженного, дееспособного «хищника» так же мало, как у котенка уцелеть в аду.

– Если придется.

Адалвольф презрительно тряхнул головой:

– Бешеная!

– Нет, просто сердита.

Я отбросила волосы с лица и устремила на него самый горящий свой взгляд:

– Я ничего такого не хотела. Я шла на помощь гражданскому кораблю. Я просто исполняла свой долг. Это вы, два идиота, прибегли к насилию.