Девушка в тумане - Донато Карризи

Этих охранников он раньше не видел.

– Соберите свои вещи, – сказал один из них.

– Зачем? Куда мы идем?

Ему никто не ответил. Мартини сделал, как приказали: свернул коричневое шерстяное одеяло, забрал миску и ложку, которые были в собственности тюрьмы, кусок мыла и флакончики с шампунем и гелем для душа, которые купил у торговца и которые на данный момент составляли всю его собственность. Потом пошел за охранниками.

Учитель думал, что его просто хотят перевести в другую камеру, но они прошли сквозь весь коридор одиночных камер, до самой решетки. И вот что странно: по дороге им не попалось ни одного охранника. Миновав еще пару коридоров, они вошли в лифт и спустились на два этажа. Странность номер два: им снова не попалось ни души. Не может быть, чтобы все охранники разом покинули свои посты. Мало того, за дверями камер стояла мертвая тишина. Обычно в этот час заключенные уже на ногах и громко требуют завтракать. Мартини вспомнил прошедшую ночь. Никто почему-то не мешал ему спать воплями и угрозами. Это была странность номер три.

Они подошли к помещению охраны, и тогда, прочитав на табличке «Блок F», учитель понял, что его привели в секцию общих камер, и встревожился.

– Минуточку, – сказал он. – Я спецзаключенный и должен содержаться в одиночной камере. Это приказ судьи.

Его никто не слушал.

Мартини внезапно охватил ужас.

– Вы меня поняли? Вы не можете поместить меня вместе с остальными.

Голос у него дрожал.

Но охранников его протесты не интересовали. Его крепко схватили за руки и подтащили к двери в одну из камер. Один из охранников открыл ее, а другой повернулся к учителю:

– Побудете немного здесь, а потом мы за вами придем.

Мартини сделал шаг, но заколебался. В камере было темно, и он не мог видеть, что или кто там внутри.

– Вперед, входите, – настаивал охранник. Тон у него был обнадеживающий.

В мозгу у Мартини пронеслась вереница мыслей. Он не сомневался, что эти люди его ненавидят, так же как и все в этой тюрьме. Но почему они должны причинить ему зло? В отличие от заключенных, они обязаны соблюдать закон. Он решился им довериться и шагнул в камеру. Дверь за ним захлопнулась, и он остался стоять у порога, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к темноте. Вокруг себя он улавливал какие-то смутные шорохи, поскребывания, приглушенные звуки.

Изоляция обостряет все чувства. И он понял, что не один в камере.

Когда первый удар кулака обрушился на его лицо, Мартини сразу потерял равновесие. Вещи, которые он держал в руках, полетели на землю вместе с ним. Потом на него отовсюду посыпались удары. Били кулаками, били ногами. Он пытался прикрываться руками, но не мог увернуться от ударов. Он почувствовал вкус крови и острую боль от пореза на лице. Ребра трещали, у него перехватывало дыхание. Но вскоре он вообще перестал что-либо чувствовать. Он превратился в кусок плоти, валяющийся на полу и безуспешно пытающийся отбиваться.

В падаль.

Боли не было, только усталость. Мозг сдался раньше тела и впал в какое-то оцепенение. Только руки еще продолжали упорно сопротивляться. Глаза заволокло туманом. И когда все вокруг стало исчезать, в глаза ему ударил яркий свет. Он шел откуда-то из-за спины. Потом его схватили и поволокли через порог. Он был спасен, но его больше не было.

И тут он потерял сознание.

Он заперся в школьной кладовке, где хранились видеорегистраторы устаревшей системы наблюдения. В темноте светился только монитор, и в его свете лицо Фогеля выглядело как маска призрака.

Полицейский с некоторым усилием вставил в устройство кассету; зашуршал, наматываясь на бобину, ракорд, а потом пошел фильм. Сначала раздался треск, и на экране заплясали серые искры. Фогель уменьшил звук, чтобы его не было слышно за пределами кладовки. Прошло несколько секунд, и на экране появилось изображение.

Узкий луч света скользил по матовой поверхности. Потом появились какие-то грязные, выщербленные плитки, и кто-то несколько раз щелкнул по микрофону видеокамеры. Видимо, снимавший пытался установить ее более устойчиво. Объектив камеры скользнул вверх по стенке и остановился перед зеркалом. Подсветка над объективом дала ослепительный блик. В этой вспышке была видна только рука снимавшего в черной перчатке. Потом он сдвинулся в сторону, и стало видно его лицо. На нем был горнолыжный подшлемник[4]. Единственным, что жило в этой неподвижной маске, были глаза. Далекие, загадочные. Пустые.

Человек тумана, сказал себе Фогель. Он ждал, что незнакомец что-нибудь скажет или сделает, но тот стоял неподвижно. Слышалось только его спокойное, ровное дыхание, и эхо от него исчезало и растворялось в тесной ванной комнате, где он стоял. Что это было за место? И почему он хотел, чтобы Фогель его увидел? Спецагент приблизил лицо к экрану, чтобы лучше разглядеть, и заметил за спиной незнакомца висевшее на крючке полотенце с двумя спаренными зелеными треугольниками.

Фогель пытался понять смысл этого символа, но тут человек на экране поднял руку в перчатке и стал безмолвно считать, помогая себе пальцами:

– Три… два… один…

Объектив резко сместился в сторону. Лицо в подшлемнике исчезло в зеркале, и на его месте в глубине кадра появилось мутное светлое пятно. Объектив немного сфокусировался…

И тогда он ее увидел. И сразу отпрянул, откинувшись на стуле.

За ванной виднелась комната, видимо номер заброшенного отеля. В углу, на загаженном матрасе, сидела одинокая фигурка. В луче подсветки телекамеры вокруг нее стояло сияние. И в темноте было в этом сиянии что-то угрожающее. Она сидела в позе полной покорности: согнутая спина, безвольно свисающие руки. Кожа у нее была белоснежная. Кроме зеленых трусиков и белого лифчика, как у маленьких девочек, облегавшего почти весь торс, на ней ничего не было. Объектив приблизил девочку. Рыжие волосы падали ей на лицо нечесаными прядями, и сквозь них проглядывал только полуоткрытый рот со струйкой слюны, сбегавшей с уголка. Острые лопатки поднимались и медленно опускались вместе с дыханием. Дыхание сразу превращалось в облачко пара, но она не дрожала от холода. Словно вообще ничего не чувствовала.

Казалось, Анна Лу Кастнер была без сознания, а может быть, ей что-то вкололи. Фогель узнал ее только по кружку буквы «о» на запястье. Оливер, мальчик, так и не поцеловавший ее летом. Маленькая тайна, которую она доверила только дневнику.

Видеокамера безжалостно держала ее в кадре. Потом девочка приподняла голову, словно хотела что-то сказать. Спецагент ждал, и услышать ее голос ему было страшно. Но именно в тот момент, когда она начала кричать, видеозапись внезапно оборвалась.