Девушка в тумане - Донато Карризи

Фогель быстро перевернул еще несколько страниц. Там были еще записи, посвященные загадочному Оливеру, предмету невинных фантазий и желаний, которые никогда не сбудутся.

«Оливер», – сказал про себя спецагент, думая об инициале на руке трупа Анны Лу. Маленькое «о», нарисованное шариковой ручкой, которое погибло вместе с ней и которое никто никогда не найдет.

Ее тайна умерла вместе с ней.

Однако в дневнике нашлось еще кое-что. Фогель не заметил, как из страниц выскользнул какой-то листочек. Он нашел его позже, на коврике под сиденьем. Он развернул листок и сразу понял, что в дневник его вложила не пропавшая девочка.

Это была новая подсказка для погони за преступником: карта.

Он провел бессонную ночь.

Карта лежала на тумбочке у кровати, и Фогель, натянув до самого подбородка пуховое одеяло, всю ночь, не двигаясь, глядел в потолок. Вопросы и сомнения теснились в голове, мешая рассуждать здраво. Началась новая партия, и не играть он уже не мог. «Человек тумана» ему этого не позволит. Делать было нечего.

Только идти вперед.

Даже если спецагент чувствовал, что финал этой партии, которую навязал ему Человек тумана, окажется для него скверным. Впервые за всю карьеру он боялся правды.

Около пяти утра Фогель решил, что хватит прохлаждаться в гостиничном номере. Настал момент действовать. Спастись можно, только опередив события. Он вылез из кокона одеяла и встал с кровати. Прежде чем одеться, он проверил табельный пистолет, который годами носил с собой исключительно для виду. На самом деле он из него ни разу не стрелял, разве что на полигоне, и сомневался, что в кого-нибудь попадет. Он даже не знал, как почистить и приготовить оружие, и всегда поручал это кому-нибудь из подчиненных. В руке «Беретта» показалась ему слишком тяжелой, но это его собственная тревога искажала плотность предметов. Он убедился, что магазин полон, а затворная ручка ходит свободно. Руки у него дрожали. «Спокойно», – сказал он себе. Оделся он без привычной элегантности, выбрав темную фуфайку, полуспортивные брюки и самые удобные ботинки из своей коллекции. Сверху надел пальто и вышел.

Почти все журналисты уже уехали из Авешота. Остались только команды, освещавшие самые последние события. Да и там поменялись все корреспонденты. Крупную телеаппаратуру увезли. Но Фогель не мог отделаться от страха, что какой-нибудь ушлый журналист, приехавший за сенсацией, все-таки заметит, что он куда-то поехал. А потому выезжал он с кучей предосторожностей, все время поглядывая в зеркало заднего вида, нет ли за ним слежки. Одна рука лежала на руле, в другой он держал карту, чтобы определять направление.

В центре карты красным крестиком была обозначена какая-то точка. Были и другие ориентиры, так что накануне вечером ему пришлось купить компас в одном из магазинов, торговавших альпинистским снаряжением. Он старался не думать о том, что найдет в обозначенной точке. Точка находилась на северо-западе, в не особенно опасном месте, которое к тому же много раз прочесали поисковые отряды. Но почему же они ничего не заметили? «Плохо работали», – сказал себе Фогель. На самом деле вряд ли кто в действительности старался отыскать Анну Лу Кастнер. И он сам был виноват. Вместо того чтобы самому следить за поисковыми работами, он поручил это молодому и неопытному Борги, чтобы развязать себе руки для работы со СМИ.

Ручейки розового утреннего света перевалили через вершины гор и начали стекать в долину, как кровавые речки. Дальше начинался лес. Пришлось вылезти из машины и идти пешком, светя себе фонариком. Склон был покатым, и ноги скользили на толстом слое прошлогодних листьев. Чтобы удержаться на ногах, Фогель то и дело хватался за ветки. Продираясь сквозь частый кустарник, он поранился о колючку ежевики и даже не заметил царапины. Ему приходилось то и дело останавливаться и сверяться с картой и компасом. И надо было успеть до восхода солнца: его гнал страх, что кто-нибудь увидит его здесь.

Впереди виднелась небольшая лужайка. Судя по карте, именно она была обозначена красным крестиком. Если бы на кону не стояли его карьера и жизнь, он решил бы, что это чья-то скверная шутка. В сущности, так оно и было: Человек тумана шутил с ним свои шуточки. «Ладно, говнюк, посмотрим, что ты мне приготовил».

Он осветил лужайку лучом фонарика, но не увидел ничего особенного. Но, посветив чуть выше, заметил, что на ветке что-то висит. Коробка из-под пирожных. «Дело Дерга», – промелькнуло у него в голове. По всей видимости, Человек тумана хорошо знал его уязвимые места. Фогелю даже хватило сил с иронией воспринять намек на Мучителя и на фальсифицированные доказательства.

К тому же теперь он знал, где надо копать.

Он опустился на колени у подножия дерева, надел пару латексных перчаток и сгреб в сторону слой прошлогодних листьев. Потом принялся раскапывать землю, уже не обращая внимания на то, что может запачкаться. Копать глубоко он не собирался: на глубине мог оказаться труп Анны Лу, а он не желал его видеть. Ему надо было только удостовериться. Однако, углубившись всего на несколько сантиметров, он что-то нащупал. Из земли торчал уголок непрозрачного пластикового пакета. Фогель секунду колебался, потом схватил его и с силой выдернул.

Это оказался сверток, тщательно заклеенный изолентой, так чтобы содержимое осталось в безопасности.

Спецагент повертел сверток в руках, пытаясь понять, что же там такое. Потом поднес к уху и потряс. Внутри раздался знакомый звук: так звучат детские погремушки. Чем бы ни оказался подарок «человека тумана», это явно не был фрагмент человеческого тела. «Ну уж нет, пора заканчивать», – сказал он себе в ярости, которая теперь пересилила страх. Он решил сразу же вскрыть пакет и принялся разворачивать пластик, запечатанный на совесть. Когда же он понял, что это такое, худшие из его опасений тут же материализовались в вязком комке, застрявшем в горле. Теперь ему было не до иронии.

Подарком, который «человек тумана» пожелал преподнести Фогелю, оказалась видеокассета.

Изоляция обостряет все чувства. Он сделал это открытие в дни вынужденного одиночества. У него отняли возможность читать газеты и смотреть телевизор, отобрали даже наручные часы. Время дня он определял по запаху, доносившемуся из кухни, и мог догадаться, что приближается время завтрака, обеда или ужина. Камера была как прожорливый эмбрион: все, что в нее попадало, она уже не выпускала. Вот и его не выпустила. Теперь он распознавал все тюремные шумы. Бряканье ключей на большой связке у охранника при коридорной двери означало, что ночная смена кончилась и он сдает дежурство дневной смене. Это происходило примерно в шесть утра.

Видеть то, что происходит снаружи, он не мог, мешала тяжелая металлическая дверь. Зато по свету, льющемуся сквозь щель над порогом, можно было понять очень многое. Увидев возникшие у порога тени, он догадался, что в камеру кто-то собирается войти. Он насторожился и выждал, пока ключ не повернется в замочной скважине столько раз, сколько нужно. Дверь открылась, и на пороге появились две человеческие фигуры.