Компас черного капитана - Юрий Погуляй

— Он совсем дурной стал, — сказал Фарри. Придирчиво осмотрел мое лицо, цокнул языком. — Совсем дурной…

— Эльм сказал, что мы должны ему шестьдесят монет, — понуро сообщил я ему. — Он взял и просто увеличил сумму долга.

— Не надо было его злить, и все…

— Я не злил, — возмутился я. — Это просто цветок. Просто подарок. Какая ему вообще разница?!

— Злил, не злил — результат у тебя на лице, — широко улыбнулся Фарри и подмигнул. — Ладно, не бери в голову.

Он тщательно старался не показывать своего расстройства:

— Я нашел место, которое мы перекупим, и там прибыль пойдет вверх, я уверен. Хорошее место, на главной улице. Один из кожевников сдает на неделю. Я думаю, если вложим, что у нас есть, да старик поддержит, то сможем взять его. Там столько народу, Эд! Ух! Быстро отобьем все вложение, и если получится, то попросим у Раска надбавку.

Он вдруг изменился лицом, наткнувшись на провал в расчетах:

— А ты работать вообще сможешь?

Дождавшись моего кивка, Фарри расслабился и продолжил:

— Я подсчитал: у нас должно быть около десяти монет на двоих. Если добавить наше жалованье за эту неделю. Место стоит сорок монет. Сам Раск целиком платить не станет. О, знал бы ты, как он не любит рисковать!

Я знал… Но время истории, приключившейся сегодня днем, еще не пришло.

— Но мы отобьем эти деньги! Я докажу ему!

Он всецело отдался своему плану, который кипел в душе и норовил выплеснуться на всех окружающих. Глаза его сияли, и эти огни ослабили мою боль. Мне даже показалось не таким ужасным то, что Эльм зловещей тенью загородил мне Лайлу. До того момента я до оторопи боялся даже подумать о том, чтобы сходить в «Теплый Стан» еще раз.

— Время ужина, кстати. — Фарри вернулся из собственных грез на лед. — Где Шэлли и старик?

Тут я и рассказал ему о произошедшей размолвке наших «хозяев», и как только я упомянул гильдию Собирателей — веснушчатое лицо друга потемнело. Он сгорбился, сидя на табурете, и сцепил руки в замок. Восторг в душе сменился тускло-зеленой угрюмостью.

— Старик боится Звездного Головача… — добавил я.

— Да… весь рынок о нем говорит. Стража все не может его сцапать. Им только таких, как мы, и ловить, верно? — мрачно проговорил Фарри, глядя прямо перед собой. — Лавку ту прикрывает кожевник, так как его дочь обычно там сидит. Теперь ее под замок… Почему бы и Раску так не сделать? Шэлли же не выходит дальше теплицы. Зачем сразу в гильдию? Особенно к Собирателям…

— Мы должны убедить его этого не делать, — убежденно сказал я.

— Мы? Два наемных работника — один избит до крови и валяется без дела, а второй все лезет с рискованными идеями? — хмыкнул Фарри. — Ты хорошо подумал? Нам вообще не стоит лишний раз рот разевать.

Насколько я узнал старика Раска — Фарри был прав. Мы рисковали не только просто прогневать старика ан Гетера, но и вылететь обратно в Трущобы, потеряв жетоны и работу. Эльм ждать больше не будет. Сейчас мы сможем усыпить его злость звоном монет. Но если он прознает, что мы остались не у дел…

Я вспомнил про знак собирателя Зорана. Интересно, о чем он хочет поговорить со мной? Про себя я сразу решил, что непременно приду к нему, как только выпадет свободная минутка. Но ближайшую неделю необходимо было поработать. Хорошо поработать. Лучше, чем раньше.

— Ладно. — Фарри поднялся с табурета, потянулся и сказал, дурачась: — Пойду вселять мир в этот дом.

Несмотря на его улыбку, я чувствовал, как ему тоскливо и насколько он преисполнен темной решимости.

Энергия Фарри заставила старика Раска покинуть свою затхлую комнатушку, и ему удалось, хоть и не сразу, привести из теплицы заработавшуюся Шэлли. Собравшись за столом, мы молча отужинали. Молча — значит, что говорил только мой друг, и говорил много. Раск думал о сыне и внучке, Шэлли — о собирателях и дедушке. Я же уткнулся в миску и сожалел о том, что умею слышать чувства других людей. Если бы хоть кто-то из них понимал, как тяжело мне вкушать столько горечи, обиды, вины, злости и даже ненависти, смешанных в одно зловонное облако, то…

За весь вечер Шэлли несколько раз бросала в сторону разбитного Фарри странные загадочные взгляды.

Я не мог понять, что они значат, но в них было единственное теплое чувство, веющее в комнате. Удивление и интерес. Черный силуэт путевика в поднявшейся метели. То, за что хотелось зацепиться и держаться, забыв про бурю дурных эмоций.

Откуда оно взялось?

К идее Фарри перекупить место на главной торговой улице старик отнесся равнодушно, и столь же отстраненно он согласился на это предложение. В другой момент, возможно, он стал бы спорить, но сейчас хозяин теплиц сидел напротив обиженной внучки и разрывался между сражением с демонами страха за ее судьбу и душным гневом на ее непокорность. Старик оказался податливым материалом в руках моего болтливого приятеля. Так что к тому моменту, как мы разошлись по комнатам, у Фарри в кармане осело тридцать заветных монет. Деньги, которые могли бы усыпить Эльма на приличное время.

Если бы, конечно, это были наши сбережения.

Позже мы разошлись по комнатам, но прежде чем отойти ко сну, я спросил у ворочающегося приятеля:

— Что с тобой?

Его что-то тревожило. Что-то вызывающее в душе Фарри омерзение.

— Все в порядке, — мрачно сказал мне мой друг. — Спи.

И я уснул.

У Фарри все получилось. И всю ту неделю, пока мы с Шэлли ковырялись в теплице, подготавливая еще одну под посадку, мой друг возвращался очень поздно, но каждый раз распродав весь товар и планируя завтра продать еще больше. Промерзший, с осипшим от постоянного крика голосом, он врывался в тихую скорбь фермы, и с его приходом здесь все расцветало. Улыбалась Шэлли, теплел душой старик, да и у меня настроение стремительно поднималось.

Под конец недели, казалось, история с гильдией Собирателей забылась, и мы, стараясь не вспугнуть, радовались, наблюдая за тем, как внучка вновь сходится с дедушкой. Как их размолвка тает во времени. Хоть и тлел в душе каждого из них болезненный огонек, но в целом все шло на поправку.

Старик даже вознаградил старания Фарри и закрыл глаза на мой проступок, так что в итоге к субботе у нас уже скопилось пятнадцать монет, десять из которых мы решили отдать Эльму. Признаться честно, пока я жил в Кассин-Онге, с деньгами сталкивался нечасто. Мне было дико поначалу осознать, что эти кругляшки металла, иногда затертые, иногда нет, с гербами различных городов — ценны. Я даже парочку потерял, пока лазал по заброшенным кварталам у карьера ледоходов в Трущобах.

Теперь же в этих монетках заключалась наша с Фарри свобода.

В субботу я положил деньги в кожаный кошелек и отправился в Трущобы. Еще раз увидеть Лайлу и отдать часть долга Эльму. Старик Раск неодобрительно покачал головой, но перечить не стал. А перед самым моим уходом Шэлли шепнула мне, чтобы я был осторожен. На душе потеплело еще больше, и во вьюгу я ступил без страха.