Цветок в пыли. Месть и закон - Владимир Яцкевич

— Ты права. Мы заберем его.

— Ты знаешь, где он живет?

— Да, адрес есть в его деле.

Они обнялись.

— Ты у меня чудесная, — шепнул Махеш.

— Просто я твоя жена.

Мина вздрогнула и опустила глаза, когда неожиданно в комнату вошел Махеш. Старый Абдул был поражен не меньше.

— Вы, господин судья? — пробормотал он. — Здесь, в моем доме?

Махеш обреченно пожал плечами. Мина не смела поднять глаз, сердце ее сжалось, и казалось, что оно остановится, если молчание в комнате продлится еще мгновение.

— Я пришел, господин Абдул, сказать вам, что Рошан…

Мина перестала дышать, она словно окаменела.

— … этот мальчик — мой сын.

Абдул смотрел на своего гостя с недоверием, граничащим с изумлением. Хорошо, что мальчика сейчас нет здесь, подумал он, и сказал с усмешкой, в которой не было веселья:

— Ну и дела. В одночасье Рошан обрел и мать, и отца, — и взглянул на Мину.

Этой женщине он поверил. Еще там, в суде. Когда она поднялась со своего места, не выдержав, Абдул понял, что здесь что-то не так, вся правда не раскрылась ему тогда, но догадка, хотя еще и смутная, вошла в его сердце. Но судья?..

— Это правда, — прошептала Мина. — Он — отец ребенка.

Абдул смотрел на Махеша растерянно. Тот кивнул.

— Так получилось.

— Как «получилось»?! — выкрикнул Абдул. Он понял вдруг, что теряет Рошана, все, что говорят эти люди, — правда, и если это так…

— У нас был сложный период, — пробормотал Махеш, но встретившись со взглядом Мины, сказал поспешно с досадой и болью: — Нет, не совсем так. В общем, я оставил ее, одну, с ребенком, который еще не родился. Я так виноват.

Он вскинул голову и добавил:

— Но я наказан! Я потерял сына. Не этого — второго, он погиб недавно…

— А Рошан? Он вам нужен теперь как утешение? — И Абдул вновь недобро усмехнулся. — А вот еще, господин судья, один человек, которому Рошан нужен как награда, — эта женщина.

Махеш повернулся к Мине. Она его взгляд выдержала.

— Я воспитал его, вырастил, и вдруг приходите вы, чтобы забрать его у меня! У вас нет, нет на него прав! Никаких!

Абдул махнул рукой. Он страдал сейчас и не мог этого скрыть.

— И как вы собираетесь делить его? — спросил он горько. — Поровну, да? Пополам? И как у вас это получится? Вы ведь чужие друг другу?

— Я его заберу, — сказала Мина твердо.

Махеш отвернулся.

— Но тогда у него не будет отца, — напомнил Абдул.

— Будет. Мой муж, Джагдиш, согласен взять Рошана в наш дом. Хотите, я позову его?

Не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты и через минуту вернулась в дом с мужем.

— Что ж, — пробормотал Абдул. — Вы сделали немало для мальчика. Как я могу противиться.

Подумал и добавил:

— И какое я имею право лишать его материнской любви.

Махеш поднялся, неловко зацепив при этом стул, на котором сидел, и пошел к дверям. Никто его не остановил, и только когда он вышел, Абдул сказал негромко:

— Мне его жалко, если говорить по совести.

Они молчали, все трое, и вдруг открылась дверь, вошел Рошан и остановился в дверях, увидев почти незнакомых ему людей.

— Подойди сюда, — проговорил Абдул обреченно-печально и обнял мальчика. — Ты спрашивал меня, где твои отец и мать. Вот они, пришли за тобой.

Рошан обернулся, посмотрел на Мину, на Джагдиша, прижался к старику.

— Нет! — возразил он. — Зачем ты обманываешь меня? Это чужие люди. Я не хочу жить с ними, я останусь с тобой.

Старик гладил его дрожащей рукой и бормотал сквозь подступившие слезы:

— У каждого человека должны быть мать и отец, Рошан. Тебе будет хорошо у них, вот увидишь.

И слезы покатились из его глаз. Они скатывались по морщинистому лицу и исчезали в седой бороде. Рошан заплакал тоже.

— Не надо, мальчик мой, — шептал Абдул. — Ты не потерял сейчас, ты нашел.

Сам-то он знал цену потерям.

Абдул уходил из города на заре. Он брал с собой лишь узелок с продуктами да палку, чтобы дорога оказалось легкой.

Мина с Рошаном пришли проводить старика. Он уже собрался и сидел у дверей дома, который покидал, как ему представлялось, навсегда. Был он задумчив, но не хмур, чертил прутиком на песке странные знаки и вздрогнул, когда подошли Мина с Рошаном. Рошан обнял старика, Абдул вздохнул и смахнул с ресниц невидимую пылинку.

— Вы могли бы жить у нас, — сказала Мина. — Ну зачем вам покидать Бангалор?

Абдул покачал головой. Все уже было переговорено между ними, и он к этому разговору возвращаться не хотел. Сказал лишь:

— Нет, госпожа Мина. Мне еще предстоит путешествие по святым местам. Ради Рошана я даже отдалился от Аллаха, и теперь надо много молиться, чтобы Всевышний простил меня.

Он поднялся, кряхтя, взял в руки узелок и палку. Старость подступала к нему вплотную в эти дни, и он это чувствовал.

Мина и Рошан провожали Абдула до окраины города, и только когда начались поля, остановились, чтобы попрощаться. Рошан прижался к старику и не отпускал его долго, так что Абдулу пришлось от него отстраниться — он боялся, что сердце не выдержит. Сказал глухо Мине:

— Берегите его.

Она кивнула и вдруг заплакала, не сдержавшись. Абдул махнул рукой и пошел по пыльной дороге, не оборачиваясь.

Рошан всхлипнул и прижался к матери.

— Он уходит насовсем? — спросил он.

— Нет, мой мальчик. Он обязательно к нам вернется.

Солнце поднималось над ними, обещая жаркий день. Новый день их новой жизни.

Древний паровоз, выпускающий из огромной трубы клубы удушливого черного дыма, неспеша тащил облупившиеся пассажирские вагоны по выжженной солнцем каменистой равнине. Несколько жалких деревьев оживляли однообразный, унылый пейзаж. Далеко позади остались цветущие долины Кашмира с бесконечными фруктовыми садами, тенистыми деодаровыми рощами и прозрачными зеленоватыми озерами, окаймленными плавучими полями. Здесь, у подножия Ладакхского хребта, расстилалось настоящее царство камней. Высокие кручи, увенчанные снежными коронами, уходили в ослепительно синее небо, вонзаясь в него хаосом заостренных зубцов. Холодные суровые горы подавляли своим величием.