Цветок в пыли. Месть и закон - Владимир Яцкевич

Майор еще раз посмотрел на занятую беседой парочку и, ничего не сказав, тоскливо вздохнул.

Если бы Виру и Джай Дэв узнали, что начальник тюрьмы с нетерпением ожидает момента, когда они покинут наконец стены подведомственного ему заведения, они были бы очень удивлены. Им и в голову не приходило, что неприязнь, которую они испытывали к тем, кто по долгу службы не разлучался с арестантами ни на мгновение, может быть взаимной. Сами мошенники считали минуты до той, заветной, когда улыбающийся сержант, нисколько не огорченный расставанием с беспокойными подопечными, проводил их до чугунных ворот, отомкнул пристегнутым к ремню ключом тяжелую дверь и дружескими пинками вытолкал их На улицу.

Нисколько не обидевшись на подобную фамильярность, Виру сразу же бросился к застывшему у ворот часовому, будто не в силах был сразу же проститься с теми, кто составлял частицу его жизни последние несколько месяцев.

— Будь другом, угости сигаретой! — закричал Виру, словно пробуя, как звучит его голос в пространстве, не ограниченном колючей проволокой.

Солдатик, простодушный деревенский увалень, уже успевший отъесться на сытном конвоирском пайке, с испугом отпрянул, услышав зычный рев у себя над ухом. Однако парень, вывалившийся из ворот, казался совсем не опасным, и часовой сам не заметил, как по лицу его расплылась ответная улыбка, а рука полезла в карман широких форменных шорт и достала смятую пачку. Он с интересом наблюдал, как свежеосвобожденный курильщик выбирает среди многих поломанных сигарет какую-нибудь поцелее и укоризненно качает головой, никак не приветствуя такое обращение с табаком — предметом своих многомесячных мечтаний. Солдатику показалось, что парень даже догадался, что сам-то он не курит и держит сигареты только для таких случаев, чтобы не уронить высокое звание записного вояки. Часовой от смущения засопел носом и поддернул ремень, сползающий с кругленького живота, но Виру заговорщицки подмигнул ему, и солдатик, просияв глазами под налезающей на оттопыренные уши пилоткой, без всяких дополнительных просьб вытащил спички.

Пока Виру счастливо затягивался сигаретой, Джай в последний раз обернулся, чтобы мысленно распрощаться со стенами, ограничивавшими так долго его свободу, и впервые за все время с момента, когда их привезли сюда, глубоко и спокойно вздохнул. Свежий воздух здесь был, казалось, совсем иным, чем в двух шагах, за чугунной оградой, дышать им было легко и приятно. В нем чувствовался аромат цветущих деревьев, чуть увядшей травы, лета, солнца, а главное — воли.

Мир лежал перед Джаем, готовый к исполнению его желаний, открытый для него и всего того, что хотелось бы совершить.

И все-таки что-то было не так в этом мире, радостно улыбавшемся ему. Он внимательно обвел взглядом улицу, расчерченную резкими утренними тенями, и вздрогнул, найдя то, что внушило ему чувство безотчетной тревоги.

У дощатого забора на другой стороне дороги стояла высокая фигура, закутанная в серый плащ. Даже странное одеяние не могло ввести в заблуждение Джая — он сразу узнал Тхакура. Кто еще умел быть таким величественным без каких-либо усилий! Широко расставленные ноги, абсолютно прямая спина, не согнутая годами испытаний, седые пряди над высоким лбом, и самое главное удивительное ощущение сконцентрированного спокойствия и уверенности!

Тхакур не подозвал, не поманил Джая, но тот непроизвольно сделал шаг ему навстречу, подчиняясь приказу пронзительного взгляда из-под широких бровей.

Поймав себя на этом непроизвольном движении, Джай остановился, не желая быть игрушкой в руках странного старика, которого и стариком-то назвать было как-то неудобно. В нем чувствовалась опытность и мудрость, но совсем не ощущалось старческого смирения и покорности судьбе, не расточающей уже никаких обещаний, кроме обещания смерти. Тхакур был сильнее собственного опыта, собственной мудрости, подсказывающей ему тщетность борьбы перед лицом надвигающегося края. Джай не мог не понять этого, едва взглянув на стройный силуэт в живописном плаще. Тхакур пришел за ними, они зачем-то нужны ему, как это ни странно, два мелких воришки, ничем не знаменитых, кроме веселого нрава и любви к приключениям и опасностям. Но зачем?

Джай коснулся рукой плеча товарища, указывая на другую сторону улицу. Виру поднял глаза и сразу же пошел к Тхакуру, не успев даже отдать себе отчет в том, что повинуется молчаливому зову. Джай последовал за другом.

— Привели какого-нибудь беднягу в тюрьму, господин инспектор? — спросил Виру, улыбаясь.

Тхакур не торопился с ответом. Он напряженно всматривался в их лица, словно отыскивая ответ на мучивший его вопрос. Наконец он разжал губы:

— Я больше не инспектор. Я частное лицо, — сказал он, четко выговаривая каждое слово, как будто опасался, что его не поймут.

Виру и Джай переглянулись. Тхакур был не из тех, кто бросает свое дело, пока осталось хоть немного сил, чтобы его выполнять.

— Что, надоело играть в опасность, господин Тхакур? — хмыкнул Джай, насмешливо сощурив глаза.

Тхакур был совсем не тем человеком, над которым хотелось насмехаться, но Джай принял этот тон, чтобы подавить смутную тревогу, которую вызвало в нем появление старого знакомого.

— А вам, я надеюсь, еще нравится это занятие, — неторопливо ответил Тхакур, не обращая внимания на насмешку. — Мне нужна ваша помощь.

Виру удивленно уставился на Джая, из всех сил старавшегося сохранить невозмутимый вид. Такого он совсем не ожидал: этот гордец инспектор просит помощи — и у кого! Похоже, они и сами не заметили, как сделались важными птицами — и когда только это случилось? Что ж, приятно, что этот человек, вызывающий их невольное уважение, нуждается в них.

Наверное, мысли Виру текли в том же направлении, потому что он посмотрел прямо в глаза инспектору и с достоинством сказал:

— Да, господин инспектор, но мы бесплатно не работаем.

Тхакур вполне оценил выражение, с которым это было произнесено.

— Сколько вам нужно? — спросил он, чуть улыбнувшись в седые усы.

— Немало, — задумчиво откликнулся Джай. Пусть он знает, что они не из тех, кто готов на все за медную монету. Можно жить разбоем, но продолжать уважать себя — хоть бы за высокую репутацию в среде таких же, как они, и немалое мастерство в выбранном деле.

И все-таки что-то было не так в этом странном предложении. Джай нашел подтверждение своей тревоги даже в том, как Тхакур спросил о деньгах. Джаю показалось, что инспектора развеселила мысль — если его могло что-либо развеселить, — что кто-то хочет измерить в деньгах значимость дела, которое он предложил. Это таинственное дело, должно быть, очень важно для Тхакура. Может, речь идет о его жизни или о том, что для таких людей важнее жизни, — о чести.

Словно подтверждая догадки Джая, Тхакур глухо сказал:

— Вы получите столько, сколько захотите, если выполните то, о чем я попрошу.

Друзья ожидали продолжения, но его не последовало. Инспектор изучающе смотрел на них, нимало не беспокоясь о том, нравится или нет его собеседникам такой пристальный взгляд.