Адидас против Пумы. Как ссора двух братьев положила начало культовым брендам - Барбара Смит

На второй встрече с немцами в июне 1990 года Бернар Тапи снова устроил восхитительное шоу. В этот раз кроме Ульриха Нема присутствовал финансовый директор Ханс-Юрген Мартенс. Оба остановились в отеле Ritz на Вандомской площади в Париже, откуда Тапи забрал их утром на черном BMW, сопровождаемом голубым полицейским автомобилем. Как только немецкие гости устроились, Тапи сел за руль, достал небольшой латунный значок с надписью «Membre de l’Assemblée Nationale» (Член Национальной ассамблеи) и прикрепил его за ветровым стеклом. Затем он устремился, в сопровождении полицейской машины с ревущей сиреной, на ужасающей скорости, в час пик по Парижу. Они направлялись к одному из трех международных аэропортов Парижа Le Bourget, где к компании для продолжения переговоров присоединился Рене Йегги. Оба немца после этой гонки вылезли из машины мертвенно-бледными.

У Тапи и его французских менеджеров тоже было полно забот: им нужно было убедить банкиров профинансировать покупку Adidas, при этом показатели его прочих детищ оставляли желать лучшего. Бернар Тапи ни секунды не колебался, услышав в Дармштадте запрошенную сумму, – она показалась ему более чем умеренной. И все же Adidas стоил значительно дороже его предыдущих приобретений, а карманы его были практически пусты. Поэтому ему пришлось оплачивать покупку в основном с помощью кредитов.

С момента его первых шагов в деловом мире Тапи поддерживал Crédit Lyonnais, государственный банк с рискованной экспансивной политикой. Тапи был относительно мелкой сошкой по сравнению с другими французскими бизнесменами, находившимися тогда на пике, такими, как, например, Бернар Арно, владелец транснациональной компании – производителя предметов роскоши LVMH, и Франсуа Пино, основавший торговый концерн PPR, не говоря уже о Джанкарло Парретти и других прогоревших инвесторах, стоивших французским налогоплательщикам в ценах сегодняшнего дня 20 миллиардов евро.

Тапи завязал тесные отношения с Пьером Деспессай, директором банка Société de Banque Occidentale (SDBO). Банк владел 6 % BTF, что делало его вторым по величине пайщиком после Banque du Phénix. Теперь Тапи надеялся договориться с этими двумя партнерами. Кроме того, он хотел задействовать Banque Nationale de Paris (BNP) и Crédit Agricole.

И снова Рене Йегги был главным двигателем проекта. Он привлек Стивена Рубина, председателя холдинговой компании Pentland Group, владевшей внушительной долей акций Reebok. Йегги сообщил ему, что Бернар Тапи готовится купить Adidas, но президиум компании желал бы, чтобы Рубин поучаствовал в этой сделке. Бренду нужна была поддержка авторитетного инвестора, который мог бы похвастаться впечатляющими показателями в обувной отрасли.

Йегги забрал Рубина в парижском аэропорту и поехал с ним в Hôtel de Cavoye. Тапи и Адамович живо подтвердили, что договор с сестрами Дасслер почти подписан. Целый ряд банков выразил готовность финансировать выкуп. «В этом случае владельцами Adidas станут банки», – вставил Рубин с легкой иронией. Тапи спросил его уязвленно, что бы он сделал, если бы у него был шанс купить Adidas. «Выписал бы чек!» – прозвучал ответ.

После такого удара Тапи сразу понял, что было бы полезно иметь обеспеченного англичанина на своей стороне. Он предложил Рубину опцион сроком на три года на покупку 33 % BTF GmbH, организации, которая послужит холдинговой компанией для доли Тапи в Adidas. Йегги и Адамович стали свидетелями, как оба скрепили соглашение рукопожатием. Сделка была подтверждена письмом, написанным Адамовичем Рубину 7 июня 1990 года. Рубин, ловкий коммерсант, удовлетворенно положил письмо к другим документам.

Утром 4 июля 1990 года сестры Дасслер распрощались с наследием своего отца в дармштадтском здании фирмы Röhm. Их представляла Бригитта Бэнклер, вторая по старшинству, чувствовавшая особо тесную связь с предприятием. Вторым посланцем был Кристоф Мальмс, супруг младшей дочери Сигрид.

Хотя оба добирались до точки назначения раздельно, они вздохнули с одинаковым облегчением, что заботы об Adidas остались позади. Они понимали, что договор с Бернаром Тапи положит конец более чем полувековой семейной традиции, сформировавшей как жизнь их родителей, так и их собственную, но тем не менее это была их первая встреча с Бернаром Тапи. Сестры согласовали продажу без единого контакта с покупателем.

Когда вошли в конференц-зал, председатель попечительского совета Герхард Цинер отвел в сторонку Адамовича. «У собственников есть последняя просьба», – прошептал он. Наполовину сердито, наполовину обеспокоенно сотрудник Paribas возразил, что контракт разобран и согласован до мельчайших деталей. Но Цинер объяснил, что речь идет не о самой продаже. «Собственники лишь хотят обещания, что они и дальше смогут заказывать продукцию Adidas в фирменных магазинах со скидкой», – вспоминает Адамович со смехом.

В этот раз Герхард Цинер зарезервировал представительный зал, но, пока обе стороны в последний раз пролистывали договор, подходящее случаю настроение так и не возникло. Бригитта Бэнклер не могла сдержать своих эмоций. После унылого, невкусного обеда, заказанного из столовой, представители семьи Дасслер безрадостно пожали руку Бернару Тапи. Но муки пробуждения еще были впереди.

Толпы репортеров усаживались в обитые бархатом кресла Олимпийского стадиона в Риме. Жоао Авеланж, президент ФИФА, созвал их, чтобы поговорить о финальной игре чемпионата мира по футболу в Италии, которая должна была состояться на следующий день, между Германией и Аргентиной. В конце своей пресс-конференции он попросил журналистов остаться, так как Adidas хочет сообщить «важную новость».

Представители прессы послушно остались на своих местах, а на проекционном экране вместо логотипа ФИФА появился трилистник Adidas, и на сцену с сияющим лицом вышел Бернар Тапи. У нескольких репортеров перехватило дыхание, когда они увидели блистательного владельца «Олимпик Марсель», но вряд ли кто-то в зале знал сопровождавших его Герхарда Цинера и Рене Йегги.

В костюме бежевого цвета с трилистником на лацкане, француз без труда завладел вниманием слушателей. «Не считая рождения моих детей, это самый счастливый день моей жизни», – провозгласил он. Для него Adidas объединяет три вещи, которые его больше всего восхищают: спорт, бизнес и политику. «Выкуп контрольного пакета Adidas французским предприятием символизирует привилегированные и дружеские отношения между Германией и Францией», – высокопарно вещал он. Это якобы поможет французам освободиться от своих комплексов, касающихся экономической мощи объединенной Германии.

Новость действительно потрясла немецкую и французскую экономическую элиту. Для немцев она означала потерю компании-символа, передачу ее в руки французского «мошенника». Некоторые газеты говорили о национальной трагедии. Французам, напротив, сделка казалась хорошим уловом. Президент Франсуа Миттеран был под впечатлением. Триумфальные ухмылки Тапи и мысль о том, что этого выскочку, возможно, в ближайшем времени будут чествовать в Елисейском дворце, заставляли его соперников скрежетать зубами. В любом случае нельзя было отрицать, что Бернар Тапи провернул гениальную операцию.