Диадема Марии Тарновской - Ольга Баскова

Ладно, до ее возвращения из санатория я обязательно приглашу уборщицу. Матери об этом не скажу, раз она так трепетно к этому относится.

Я подошел к шкафу и посмотрел на фотографию отца: он разбился в горах, когда я был совсем маленьким. Жестокая штука – жизнь! Отца не было рядом со мной, когда я в нем остро нуждался. Кто знает, если бы его не накрыло лавиной на Кавказе, может быть, моя жизнь сложилась иначе? Я открыл старый платяной шкаф и провел рукой по отцовским рубашкам. Да, именно по отцовским, потому что мать бережно хранила их как память о любимом человеке.

– Мы очень любили друг друга, – говорила она мне, – а еще мы любили тебя. Петя очень хотел девочку. Но… Не сложилось.

Я вздохнул. Пример родительской любви стоял у меня перед глазами, но сам я давно в нее не верил. Как-то в компании я познакомился с одним психологом, который утверждал, что дети повторяют судьбу родителей – в личной жизни. Если мать не сумела сохранить брак, то же самое ждет и дочь. Что же, я получаюсь исключением или эта теория не совсем верна?

Я достал с полки старую книгу Омара Хайяма и раскрыл ее, но прочитать ничего не успел. Мобильный зазвонил как-то истошно, и от нехорошего предчувствия я вздрогнул. Номер был незнакомый.

– Я слушаю. – Мой голос сорвался, и на том конце усмехнулись:

– Привет, приятель.

Я скорее догадался, кто это, чем узнал его.

– Что тебе нужно?

– Вижу, понял, что это я. – Любовник Елены хмыкнул: – Слушай, корешок, нам позарез нужно выехать из города, и мы не придумали ничего лучшего, как обратиться к тебе за помощью.

– Ты обратился не по адресу, – парировал я. – Таким тварям я не собираюсь помогать. И вам не уйти. Полиция вас ищет.

– А это нам известно, – отозвался красавчик. – Скажешь им, что они топорно работают. Мы видели тех парней, которые пришли за нами, и успели смыться.

– Лучше сдайтесь, – посоветовал я, – и начинайте сотрудничать со следствием. Это зачтется.

– Нет, корешок, ты меня не понял. – Он присвистнул. – Мы не хотим сдаваться. Ты нам поможешь – и это не обсуждается. В противном случае… – на том конце что-то забулькало, и раздался плачущий голос Галины – хозяйки придорожного кафе, где я любил покушать.

– Максим, Максим, они у нас!

Я сжал кулаки:

– Сволочи!

– Лена сказала мне, что эти люди тебе дороги, – прошипел красавчик. – Что ж, Чип и Дейл, тогда спеши на помощь. В противном случае полиция обнаружит их трупы. И не вздумай позвонить в полицию. Ты знаешь, чем это грозит.

В трубке раздались гудки, и я застонал и ринулся из квартиры. Одна из моих машин, быстроходный «Лексус», стояла в гараже особняка. Мне ужасно не хотелось туда возвращаться, но выхода не было. Я вызвал такси и поехал в дом Надежды.

Венеция, 1907 г.

Черноглазая молодая итальянка Джина, работавшая у Комаровского уже несколько лет, с удивлением подняла голову, услышав звон колокольчика. Граф еще вчера сказал ей, что никого не ждет. Когда госпожа Мария уезжала куда-нибудь по делам, он сидел затворником, не принимал гостей и очень тосковал.

Она открыла дверь и посторонилась, пропуская господина в сером пальто и коричневой шляпе, уверенно шагнувшего в гостиную.

– Мне нужен синьор Комаровский, – отрывисто сказал незнакомец на плохом итальянском. – Он у себя?

Джина прищурилась, пытаясь разглядеть лицо господина, но это ей не удалось. Она заметила лишь блестящие голубые глаза и узкий, плотно сжатый рот.

– Я сейчас доложу ему. – Горничная поправила безупречно чистый фартук. – Как вас представить?

Незнакомец криво улыбнулся:

– Как его старого друга из России. Он очень обрадуется мне, уверяю вас.

Джина поспешила в кабинет графа.

Павел, в домашнем халате, сидел за столом и просматривал бумаги.

– Господин Комаровский, к вам ваш друг из России.

Павел отодвинул стакан с чаем и провел рукой по топорщившимся усам.

– Зови.

Горничная провела незнакомца в кабинет, и он резко закрыл за собой дверь. Это показалось ей странным, и она прильнула к двери, чтобы, в случае чего, прийти на помощь своему хозяину: гость казался ей подозрительным.

Девушка услышала лающий, злой голос господина в коричневой шляпе на незнакомом, наверное, русском, языке. Он что-то спросил у синьора графа, и тот так же зло ответил. А через минуту послышались пистолетные выстрелы, и тяжелое тело упало на пол.

Джина закрыла лицо руками. Она не видела ужасной сцены, но чувствовала, что стрелял незнакомец и что с хозяином случилось что-то страшное. А потом распахнулась дверь – девушка еле успела отпрянуть и скользнуть в кладовую, – и господин в сером пальто торопливо прошел к выходу.

Только когда стихли его шаги, Джина мотнула головой и ринулась в кабинет графа. Он лежал на ковре, раскинув руки, и по полу расползалось красное пятно.

Горничная истошно закричала и кинулась вызывать полицию.

Санкт-Петербург, 1907 г.

Владимир Гаврилович Филиппов, начальник сыскной полиции Петербурга, внимательно изучал бумаги, присланные итальянскими коллегами. Он понимал, что убийство знатного дворянина Комаровского наделало в Венеции немало шума.

Тамошним полицейским удалось выяснить довольно много. По горячим следам они отыскали гондольера, перевозившего предполагаемого преступника. Тот божился, что молодой человек в коричневой шляпе и сером пальто очень нервничал, хрустел длинными пальцами и заплатил гораздо больше положенного – целых четыреста франков. По счастью, он хорошо разглядел незнакомца и дал его подробное описание. А вскоре молодого человека задержали по горячим следам. Он вел себя очень агрессивно, сопротивлялся аресту, но, оказавшись в полиции, вдруг размяк и позволил снять с себя одежду. Документов при нем не оказалось, правильнее сказать, не оказалось вообще ничего, что могло хоть как-то помочь установить его личность.

Когда руки карабинера коснулись золотого крестика, блеснувшего на волосатой груди, подозреваемый вдруг заплакал и прошептал:

– Прошу вас, не забирайте его у меня. Возьмите мою одежду, возьмите мою жизнь, но только не его.

Полицейские снизошли к его просьбе. Задержанный оказался в камере, и его фотография полетела в Россию.

Филиппов внимательно рассматривал молодого, чуть лысоватого человека с вытянутым интеллигентным лицом и терялся в догадках.

Кто это такой? Какое отношение имеет к Комаровскому? Может быть, на этот вопрос могут ответить родственники покойного или его соседи?

Владимир Гаврилович положил фотографию в папку и отправился в Орел.