Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

…Когда они, наконец, разошлись, Рион еще долго сидел неподвижно, щурился на тлеющие угли и думал, думал… ничего лучшего, чем нарядиться в дорогих рабынь, в голову не приходило. Да и в общем-то, это была неплохая мысль. Оставалось найти сопровождение, желательно степняка, но такого, чтобы не предал. Где взять-то такого? Насколько они верны своему правителю? Ничего этого он толком не знал, и неопределенность раздражала.

Рион вынырнул из омута собственных мыслей оттого, что Дея как-то слишком громко шмыгала носом, разбирая посуду.

— Что случилось?

Она тряхнула каштановыми лохмами — иначе эту прическу и не назовешь — и промолчала.

— Дея, — Рион добавил в голос капельку треовательности, — иди сюда, расскажи, что случилось. Я же не ругаю тебя, не обижаю. Так какого Забвения?..

Девушка резко повернулась, и теперь уже было хорошо видно, что глаза красные и мокрые, а губы дрожат.

— Мой брат считает меня… больной.

— С чего вдруг? — Рион только брови приподнял.

— Он ждет от меня ребенка. Твоего ребенка. Который бы обновил кровь шелта.

— Я не уверен, что моя кровь для этого хороша, — он пожал плечами и честно признался, — я толком не знаю, что у меня там с генами…

Дею это не утешило. Она отвернулась, плечи мелко вздрагивали.

— Послушай, ты в любой момент можешь вернуться к брату, — проворчал Рион.

Она судорожно замотала головой.

— Тогда не нужно слушать все, что о тебе говорят, — добродушно посоветовал он, — тебе этот самый ребенок не нужен. Ты сама еще как ребенок, ничего не видела и ничего не знаешь. Я тоже мало что видел, но зато знаний у меня хоть отбавляй…

Рион горько усмехнулся, вспомнив, откуда у него все эти кажущиеся бесконечными шеренги терминов, правил применения и прочей радости.

— Но ты же меня не выгонишь? — тонким, почти неслышным голоском спросила Дея.

— Меня вполне устраивает твоя стряпня, — объяснил Рион.

А сам подумал — может быть, и не отказываться от того, что так настойчиво предлагают? Ведь прикажи он сейчас — Дея послушно стянет через голову свою хламиду, ляжет на шкуры и…

Рион прислушался к собственнм ощущениям. Похоже на то, что Тана не обманула тогда — теперь он чувствовал свое тело так, как и должен был нормальный, самый обычный человек. Даже не так — как самый обычный мужчина. Со всеми вытекающими последствиями.

— Знаешь, я еще раз подумаю над преложением Нима, — негромко сказал он, — а ты, милая, подумай хорошенько, чего именно хочешь ты. И если ты — только ты, без всяких там братьев — действительно хочешь не более, чем ребенка ради помощи шелту, то тогда я приложу некоторые усилия в этом направлении. Думай.

Он глубоко вдохнул, выдохнул. Ненароком вспомнил, как беззастенчиво Дея полезла купаться голышом. Мотнул головой — видение пропало, но странное послевкусие — и не менее странные, непривычные ощущения — остались. Мысленно выругавшись, Рион поднялся и вышел, оставив Дею наедине с мыслями, если таковые, конечно, водились в ее голове.

… Эви долго ждала Лорана, нервно перебирая струны домры. Хотелось узнать, для чего отец вызывал визара. Правда, на подробный пересказ беседы она даже не надеялась — так, узнать, что все хорошо. И больше ничего ей не нужно.

Эви горько усмехнулась: в последнее время она слишком часто скатывалась к истинно женскому восприятию мира, которое тонко высмеивал отец. Знать, что все хорошо — и довольно. Мер-даланн всегда хотел от нее большего. Хотел, чтобы она выросла не просто самкой, которая будет согревать постель какому-нибудь старику. Он желал видеть свою дочь человеком, которому можно поручить любое, даже очень важное, дело и которому можно доверять, невзирая на обстоятельства.

«Куда бы ты ни отправилась, ты всегда должна быть моими глазами и ушами. Таковы правила игры, Эви. Мы все играем, а проигравшие быстро отправляются в Полночное царство».

А теперь вот она не хочет думать. Она хочет лишь уехать из Зу-Ханн, хочет стать просто слабой женщиной, о которой бы заботился просто мужчина. И чтобы никогда уже не тянулась рука к кинжалу, потому что не смогла выполнить поручение брата Императора…

Девушка поднялась со скамьи, прошлась по комнате.

О чем так долго они могут говорить?

Жаль, что нет возможности подслушать.

Во дворце Мер-даланна есть тайные ходы в толще стен, но вот ни один из них не ведет к нынешнему кабинету.

Эви резко обернулась, услышав едва различимый скрип двери. Лоран, с выражением глубокой задумчивости на лице, аккуратно и плотно прикрыл за собой тяжелую створку и остановился, как будто не решаясь пройти. Смотрел он при этом… странно как-то. Эви даже сказала бы — с жалостью.

Но она — дочь брата Императора, пусть и рождена от наложницы. И поэтому не может бежать к Лорану и, дергая за рукав, задавать слишком много ненужных вопросов. Прикусив губу, Эви спокойно вернулась на свое место, взяла в руки домру. Лоран неслышно приблизился и остановился так близко, что девушка почти ощущала спиной тепло его тела.

— Что хотел мой господин, Мер-даланн? — стараясь казаться равнодушной, спросила она.

И ей почудилось, что Лоран вздохнул.

— Я полагаю, он скоро сам тебе скажет об этом.

Эви отложила музыкальный инструмент, обернулась к Лорану. И поняла вдруг, что у него нет хороших вестей. Раньше он смотрел на нее с искренним интересом, и в холодных серых глазах плясали задорные огоньки. Сейчас же в глазах Лорана поселилась глубокая печаль.

— Тебе угрожает опасность? — осторожно спросила Эви.

Он отошел в сторону, сложил руки на груди. Теперь Эви не видела лица визара — только черный, напряженный силуэт.

— Опасность угрожает тебе, — негромко проговорил Лоран, — если ты не против, то я бы вышел в сад. Тебе ведь положено везде сопровождать меня, не так ли?

…Не проронив больше ни слова, они вышли. День медленно клонился к закату, длинные тени лежали на посыпанных ракушечником дорожках. Лоран кивнул в сторону небольшой скамьи, притаившейся меж двух пышных кустов вьющейся розы. Эви покачала головой: хитрый визар выбрал как раз то едва ли не единственное место в саду Мер-даланна, где они могли оставаться практически невидимыми для тех, кто выглянул бы из окон. Она не раз задавалась вопросом, кем же был на самом деле Лоран — простым воином? Лазутчиком? Или кем-то еще? Но спросить не решалась, искренне полагая, что главная женская добродетель — отсутствие чрезмерного любопытства.

Сели. Некоторое время девушка могла созерцать строгий профиль мужчины — Лоран молчал, и мысли его были далеко. Затем он обернулся к ней и улыбнулся уголком губ.

— Я завтра утром уезжаю.

Время остановилось. Сердце, замерев на мгновение, ухнуло в черную ледяную тьму. Хотелось крикнуть — как, и все? Просто вот так возьмешь, уедешь, и больше никогда… никогда больше не будет ни бесед, ни прогулок, ни мягких, понимающих взглядов?..