Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

«Никогда не сдавайся! – шептала я снова и снова, просматривая тревожные сообщения о плачевном состоянии унаследованной мною державы. Я знала, что королевство станет мне любовником, который никогда не предаст и не разочарует меня, любовь наша будет длиться вечно, и ничто не сможет ее омрачить. Англия стоит того, чтобы ради нее игнорировать зов собственной плоти, и ни один мужчина не получит мою святыню в качестве приданого. Я подняла взгляд и посмотрела в глаза своему отражению в помутневшем оконном стекле. «Здесь будет только одна госпожа, господина не будет во веки веков!» – гордо сказала я себе и тряхнула волосами. Затем выбросила из головы все тяжелые мысли о жажде любви и ее последствиях и всецело посвятила себя работе – и Англии.

Елизавета Дворец Уайтхолл, Лондон, декабрь 1558 – январь 1559 года

Сочельник, Рождество и Новый год мы праздновали во дворце Уайтхолл. Роберт, не покладая рук трудившийся королевским конюшим, с головой ушел в работу. Все это время – с того момента, как я просыпалась, и до тех пор, когда опускала голову на подушку, уже за полночь, – я наслаждалась пышными празднествами. Устраивались роскошные банкеты и маскарады, мы играли, пели и танцевали, проводили рыцарские турниры и бескровные бои. А подарки! Я получила уйму подарков от ищущих моей благосклонности поклонников, близких друзей, верных почитателей и чужеземных послов, преподносивших мне щедрые дары от имени своих повелителей. «Я нужна им всем!» – кричала я, касаясь копии рубинового ожерелья, подаренного Филиппом. На моей руке, защищенной плотной кожаной перчаткой, гордо хлопал крыльями и звенел привязанными к когтям колокольчиками специально обученный сокол, которого прислал мне герцог Пруссии. Поднеся правую руку к глазам, я полюбовалась огромным роскошным сапфиром, который преподнес мне убеленный сединами, но от того не менее настойчивый граф Арундел, и изумрудным браслетом от графа Шрусбери, которого я за глаза прозвала за его робость Трусбери. Мои роскошные волосы, покрытые сеточкой из золотых нитей и жемчуга, венчала шляпка, украшенная перьями и лихо заломленная набок, – ее я получила от любезного сэра Уильяма Пикеринга. А на плечах у меня красовались подаренные принцем Швеции Эриком роскошные собольи меха, такие длинные, что свисали до самого пола.

Роберт заключил меня в объятия, снял с руки птицу и не слишком учтиво кликнул сокольничего, чтобы тот унес своего подопечного обратно в конюшни.

– Когда тебе было всего восемь, – начал он с нежной, чувственной улыбкой на устах и искрами в черных очах, – ты как-то заявила мне, причем с глубочайшей уверенностью, что никогда не выйдешь замуж.

– А я и не выйду, – заявила я, высвобождаясь из его рук. – Я ничего не забыла.

– Но ты ведь теперь королева, – настаивал Роберт, – и должна заботиться о продолжении рода…

– Ах, Роберт, оставь эти разговоры! – раздраженно воскликнула я, пряча руки в муфту из собольего меха, украшенную россыпью бриллиантов, – еще один подарок Эрика Шведского. – Пожалуйста, хоть ты не напоминай! Замужество, замужество, замужество! Я от Сесила только это и слышу, весь мой совет твердит о том же вместе с фрейлинами и послами, да что там они – того требует весь мой народ! Все хотят знать, кого я выберу себе в мужья, а главное – когда я это сделаю. Все вы хотите, чтобы я вышла замуж да качала колыбель, рожая одного ребенка за другим, дабы подарить Англии побольше наследников. Но всем вам я скажу одно: никогда! Я скорее в монахини постригусь, чем стану чьей бы то ни было женой!

Роберт подошел ко мне и снова заключил в объятия, приникнув губами к моей шее.

– А ты помнишь, что я ответил тогда той решительной восьмилетней девочке? – спросил он.

– Конечно, – улыбнулась я, – ты сказал, что напомнишь мне об этих словах, когда мы будем танцевать на моей свадьбе.

Вдруг посерьезнев, Роберт взял меня за руки, согревшиеся в меховой муфте, сверкающей бриллиантами под лучами солнца, пробивавшимися через оконное стекло, и встал передо мной на колени. Он пристально посмотрел мне в глаза и проникновенно заявил:

– Я бы хотел напомнить тебе о тех сказанных в детстве словах, танцуя с тобой на нашей свадьбе.

– На нашей свадьбе? – взволнованно повторила я, отпрянув от него. – Но, лорд Роберт, – взяла я деловой тон, – едва ли такое возможно, ведь у вас уже есть жена, пускай она и живет припеваючи в тихой деревне, если верить вашим словам.

– Елизавета. Бесс. – Он снова схватил меня за руку и прижал ее к своим губам так сильно, будто вообще не собирался меня отпускать. – Ты теперь королева и предстоятель англиканской Церкви. Этот титул передал тебе по наследству твой могущественный родитель, перевернувший мир, только бы развестись с прежней своей супругой и жениться на твоей матери. Эми – не Екатерина Арагонская, а простая крестьянка, она слишком глупа и слаба, чтобы выступить против нас, и все, что тебе нужно, – это лишь…

– Нет! – Я выдернула свою руку из его ладоней. – Даже не смей заговаривать со мной об этом, Роберт. Выбрось эти глупости из головы, если не желаешь попасть в немилость. Будь уверен, я могу забрать у тебя все, что дала. Как ты возвысился по моей воле, так можешь и низвергнуться обратно на бренную нашу землю – и мой отец сказал однажды матери те же слова, устав от ее настырности и воспылав страстью к другой. То же самое говорю тебе и я. Я не принесу свою власть в жертву плотским утехам, и даже если все же решусь выйти замуж, то все равно не выполню твою просьбу! А теперь уходи! – Я отвернулась от него и, пройдя вглубь комнаты, остановилась у огромного мраморного камина, в воцарившейся тишине постукивая пальцами по синеватому камню.

– Не насладись твой отец этими самыми плотскими утехами, тебя бы на свете не было! – прокричал Роберт.

Я схватила бронзовую фигурку Феникса с полки и швырнула ею в него, но Роберт ловко увернулся.

– Раз ты любишь меня не так сильно, чтобы позволить мне развестись и тем самым исправить глупую ошибку молодости, то нашему сыну не суждено появиться на свет! – продолжил он. – А Англия лишится короля, чье величие затмило бы самого покойного Генриха!

– Так тому и быть! – коротко ответила я и скрылась в опочивальне, велев Кэт запереть дверь и больше никого ко мне не впускать.

Но долго злиться на Роберта я не могла. Войдя в спальню на двенадцатый день после Рождества, чтобы переодеться перед вечерним торжеством, я обнаружила на своей кровати разложенное ярко-зеленое бархатное платье с расшитыми золотом и жемчугами лифом и верхней юбкой. Его высокий воротник с золотистым кружевом, напоминавшим чудесную филигрань, красиво обрамлял мое лицо. Рядом с этим нарядом лежала пара вышитых зеленых бархатных туфелек, на которых поблескивали изумруды, и пара шелковых подвязок для чулок. Там же я обнаружила золотую сеточку для волос и шпильки с изумрудами и бриллиантами, кольца с такими же камнями и чудесное ожерелье с самоцветами, зелеными, как молодая трава.

Когда я оделась и собралась отправиться в тронный зал, на пороге появился Роберт. Он почтительно поклонился мне, неотразимый в своем зеленом бархатном придворном одеянии, сверкающем зеленью изумрудов и радугой бриллиантов. Вдруг он нагло забрался мне под юбки, Кэт и фрейлины ахнули от изумления: да как посмел лорд Роберт столь дерзко обойтись с королевой Англии! Но Роберта это не смутило, он лишь победно улыбнулся, мои юбки зашелестели под его пальцами – это мой конюший развязал подвязку, удерживающую шерстяной чулок. Затем он достал из-за пазухи что-то завернутое в черный шелк и торжественно развернул его.