Капитан Магу. Палканский дебют - Вадим Полищук

– Старшего унтер-офицера Охримцева и семнадцати рядовых, господин полковник. Я тогда только очнулся, ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Прошу вашего дозволения на представление отличившихся к наградам.

– Конечно, пишите представления на всех, кого сочтете достойным, я поддержу.

Задержка со штурмом позволила Скоблину перебросить в Лочев резервы, подвезти артиллерию и боеприпасы. Начавшийся с большим опозданием штурм закончился для османийцев большими потерями. Четырежды поднимались они в атаку, и каждый раз откатывались обратно на исходные позиции. В конечном итоге так и не смогли продвинуться ни на шаг. Потери, которые двадцать второй полк понес в этих боях, можно было признать умеренными.

Поняв, что с Лочевом ему не обломится, Эник-паша начал отвод своих частей обратно к Одреополю. Со стороны руоссийцев к этому же моменту подоспели части из Тешеля. Оставленный пашой заслон был быстро разгромлен, и отступление османийцев переросло в бегство. Как всегда, османийская армия основные потери понесла не убитыми и ранеными, а дезертирами и пленными. Обратно за Шиповский перевал ушло около половины османийцев. После такого поражения от корпуса Эник-паши вряд ли стоило ожидать неприятностей в течение ближайшего месяца.

Поняв, что пора и честь знать, Алекс испросил разрешения отбыть в расположение роты.

– Ступайте, капитан. На неделе ожидаем прибытие маршевой роты, численность пятой роты будет восстановлена до штатной.

– Могу я рассчитывать хотя бы на одного субалтерна?

– Забудьте об этом, должность командира шестой роты до сих пор вакантна, а вы субалтерна себе в роту захотели!

Опять придется лямку одному тянуть. Сделав вид, что не очень-то и хотелось, капитан откланялся.

Рота расположилась в доме на окраине, брошенном местными жителями. Хозяева то ли с османийцами ушли, то ли просто от войны сбежали. Первым, кто встретился Алексу, едва он перешагнул порог, был унтер-офицер Ражин.

– Рота сми-ирна! Здравия желаю, господин капитан!

– Вольно.

Не рота, а одно название. И в глаза не смотрят. Тот же Ражин при докладе взгляд отводил, будто какую-то вину за собой чуял. Но в помещении порядок, винтовки в самодельной пирамиде, деревянные нары застелены казенными одеялами. Не найдя к чему можно придраться, капитан решил копнуть глубже.

– Фельдфебель!

– Я господин капитан!

– Рапорт об остатке имущества мне приготовь.

– Слушаюсь, господин капитан!

– И готовься в скором времени принять пополнение до полного штата.

Личный состав пятой роты был тут же задействован на приведение в порядок соседнего дома, такого же брошенного, но куда большего по размерам и двухэтажного. Алекс прикинул, что этих двух зданий для размещения роты будет вполне достаточно. Заодно капитан решил и проблему собственного жилья, изгнав из небольшой комнаты фельдфебеля под предлогом использования ее в качестве ротной канцелярии. Солдаты притащили кровать с настоящим матрасом, небольшой столик и табурет.

За всеми хозяйственными хлопотами Алекс не переставал замечать отчуждение, возникшее между ним и солдатами. Конечно, рядовые и унтеры не обязаны начальство любить, и уважения подчиненных удается добиться не всегда, но хотя бы доверие должно быть. Без этого никуда, особенно на войне, а тут солдаты будто стыдятся его. На третий день капитан Магу не выдержал и вызвал в ротную канцелярию своего единственного унтера.

– Что в роте происходит? Почему все с опущенными головами ходят?

– Так ведь, господин капитан…

– Не ври! И в глаза, в глаза мне смотри!

Ражин и в глаза не смотрел, и прямого приказа начальства ослушаться боялся. Наконец, смог выдавить из себя:

– Так ведь стыдно, господин капитан.

– Чего вы стыдитесь?

– Ну как же, мы тут, а вы там. Все погибли, а мы живые.

Только тут до капитана дошло, что это не его солдаты стыдятся, им самим стыдно перед погибшими товарищами, а вернувшийся буквально с того света ротный командир является олицетворением их позора.

– Дураки!

Алекс не сдержался и грохнул кулаком по столу и сам поморщился от боли.

– Радоваться должны, что живы остались! Будь вы со всеми на перевале, было бы на десяток трупов и все! И не сметь больше стыдиться, вы – солдаты императорской армии, а не кисейные барышни! Я же хоть и не батюшка, но все грехи перед вашими товарищами погибшими вам отпускаю. Иди, и остальным это передай!

– Слушаюсь, господин капитан!

А потом ротному стало не до психологических экзерсисов, в полк прибыла маршевая рота. Уже на построении капитан Магу отметил, что большинство вновь прибывших солдат были не новобранцами, а уже повоевавшими, из госпиталей. Дальше началась привычная рутина – распределение по взводам, обустройство, списки, имущество…

– Господин капитан, вас там этот себриец спрашивает!

Алекс всего четыре часа спал прошлой ночью и сейчас с трудом пытался сообразить, сколько рядовых нужно выделить на обустройство ротного сортира, и кого из унтеров отправить для руководства ими.

– Какой еще себриец?

– Тот самый, господин капитан, который нас из-под Тешеля выводил.

– Горанович? Откуда он тут взялся? Ладно, пошли посмотрим.

От прежнего Горановича осталась едва ли половина. За то время, что они не виделись, себриец полностью поседел и теперь выглядел лет на десять старше, чем раньше. Он стоял, опираясь на пастуший посох, без которого прекрасно обходился раньше. Алекс задал только один вопрос:

– Что случилось?

Горанович поднял поблекшие пустые глаза.

– У меня больше нет семьи.

Алекс не сразу нашелся, что сказать в такой ситуации. Затем он взял Горановича за плечо и подтолкнул к крыльцу.

– Пошли.

За спиной себрийца взмахом руки подозвал вестового:

– Водки найди. Бегом!

В комнатке, служившей и спальней, и ротной канцелярией, капитан подвинул Горановичу табурет, сам устроился на кровати, другого места просто не было.

– Рассказывай.

История оказалась короткой. Пока лишенный привычного заработка контрабандист в поте лица и не щадя ног спасал от всевозможных неприятностей одного руоссийского капитана, его одреопольский кредитор решил взыскать долг, не дожидаясь возвращения Горановича. А поскольку денег у семьи не было, он решил отобрать у них дом. Для чего нанял каких-то башибузуков, чтобы выставить должников на улицу.

Жена Горановича попыталась отстоять семейное имущество, ее ударили, да силу не рассчитали. Поняв, что женщина мертва, башибузуки решили не оставлять свидетелей, что им семья какого-то себрийца.