За Северным ветром - Екатерина Мекачима

– Это традиции Золотого Века, – шёпотом ответил Веслав. – Читал в книгах, что совместное внимание Богам было распространено до начала Эры Перуна. Но не думал, что древние порядки сохранились где-нибудь и в наше время.

Василиса обернулась на царевича.

– Ты много читал. – Она наклонилась ближе к Веславу, чтобы их речи не мешали другим. – Этому я немного завидую, – Веслав удивлённо посмотрел на неё. – Знаешь ты много, – пояснила Василиса, видя удивление в глазах друга. – У меня не было книг. Только те бересты, которые собирал отец. По ним я читать училась.

– И что же ты читала?

Василиса улыбнулась:

– Записки деревенского старосты о количестве зерна в амбарах, запасённого на зиму. Отчёты купцов Волыньки. – Охотница тихо рассмеялась, Веслав, невольно, тоже. На них обернулись люди, которые пытались сосредоточиться на баритонном пении волхвов. Пристыдившись, Василиса замолкла. Веслав кивнул в сторону деревни, предлагая уйти с собора, чтобы не мешать. Охотница согласно кивнула, и они покинули капище.

Ночь была светлая: на безоблачном небе сияли две луны, и свет ночных сестёр отражался от серебристого снега. Близкие огни Горянки горели теплом, и тихое пение волхвов разливалось по миру.

– Я никогда не была так далеко от дома, – задумчиво проговорила Василиса, идя рядом с царевичем. Снег под ногами по-зимнему хрустел, а мороз щекотал лицо.

– Я тоже, – ответил ей Веслав и взял охотницу за руку. Василиса улыбнулась и крепче сжала его ладонь.

– Как бы ни была печальна причина нашего странствия, – сказала Василиса, – само путешествие мне нравится.

– Я никогда не хотел быть царём, – признался Веслав. – Я всегда хотел странствовать. Мечтал мир смотреть, а не на троне сидеть, – усмехнулся он. – Ты не поверишь, но я не любил учиться. Читать мне было скучно.

Василиса звонко рассмеялась.

– Ты знаешь, то, что читала я, было намного скучнее твоих книг, – сказала она. – Правда, была у отца одна береста со сказкой. Вот её я очень любила.

– О чём была та сказка?

– О зачарованной княжне, которая мёртвым сном спала. А вместе с ней спали все подданные её княжества. И только сварогин из соседнего княжества отважился отправиться в заколдованный город, чтобы разбудить спящую красавицу. Сила его Духа была такова, что тёмные слова перед ним таяли.

– А тот сварогин разбудил княжну?

Василиса пожала плечами:

– Не знаю, – задумчиво проговорила она. – История обрывалась на том, как сварогин в зачарованное княжество приехал, – Василиса посмотрела на Веслава. – Ты же много сказок знаешь. Расскажи мне.

Веслав улыбнулся и стал рассказывать. Долго гуляли они, взявшись за руки, под светом Дивии и Луны. Веслав рассказывал былины, которые учил в Ведомире, а Василиса заворожённо его слушала.

Через день продолжили они свой путь. Водяной, которого во время пребывания в деревне старались выпускать так, чтобы деревенские его не заметили, наконец-то вздохнул свободно. Прозрачный человечек, устроившись рядом с каюром, громко пел свою песню миру. Веслав подыгрывал ему на жалейке, и снег перед белыми оленями расступался.

Поля перемежались полосами рощиц, но через два дня пути вновь начался лес. Водяной снова пропел песню, и тропа послушно побежала меж деревьев. Весенний снег был более податлив, да и дерева начинали просыпаться и с большей охотою расступались перед путниками.

Лес готовился к пробуждению, слышались первые птичьи трели. Мороз, хоть и кусался, но уже не так серчал. Огонь-Сварожич грел путников теплее, да и перелесных выдувов по дороге встречалось больше. Несколько раз нагоняла путников и вьюга, но ворожба духа воды отгоняла налетевшее ненастье.

На одной из остановок слышались нежные, похожие на свирели, песни вил. Но лесные девы не вышли к людям: они боялись незваных гостей. Мухома хотел отправиться в лес, посмотреть и на это чудо, но Василиса не пустила Зайца. Вилы – добрые духи, но их поступки и мысли неведомы человеку. Заиграют ещё, в чащу уведут и оставят в лесу.

К концу третьей седмицы первого месяца весны, брежена, странники увидели хутор Южный. Тайга сменилась разреженной степью, а на горизонте проступали величественные пики заснеженных гор. Ветер сделался теплее, и солнце стало чаще выглядывать из-за облаков. Три дома, стоявшие на пологом холме, были такие же древние, как и это место на краю мира. Только видневшиеся позади них капии да тёплый свет окон говорили о том, что здесь всё же живут.

– Вот чудеса, – удивился Яромир. – Думал, приедем мы в заброшенное селение. Как так жить-то можно?

– Тоже диву даюсь, – согласилась с ним Яра.

– А я бы жила так, – сказала Василиса и все удивлённо на неё посмотрели. – Рядом с Матерью-Природой.

– Наскучило бы тебе такое бытие, – ответил Витенег. – Что делать тут?

– Просто жить, – пожала плечами Василиса. – Что ещё надо-то?

– Если бы возможно было, я бы тоже тут остался, – задумчиво проговорил Веслав. – В тишине и спокойствии.

Василиса посадила водяного в короб, и Яромир, который, как и все, научился погонять оленей за время странствия, направил нарты к хутору.

Навстречу обозу вышли невысокая худенькая пожилая женщина и её муж, поджарый мужчина преклонного возраста. Одеты они были в тёплые шкуры, перевязанные широкими кожаными поясами.

– Гой еси, путники! – проговорили они с лёгким поклоном, когда олени остановились.

Странники спустились с саней и приветствовали хозяев.

– Одни мы с Гьярдой тут остались, – сказал мужчина и, махнув рукой на другие дома, сокрушённо произнес: – Мятичи померли от годов своих, а Куверы пять лет назад к людям ушли. С чем же вы сюда пожаловали, люди добрые? Неужели люди ещё помнят о нас?

– Помнят, – улыбнулся Веслав. – Остался ваш хутор на картах, вот мы и прибыли к вам.

– Удивительно, Гореша! – всплеснула руками Гьярда. – А я-то думала, не помнят нас. – Она улыбнулась гостям. – Вы проходите, – она указала на свой дом, – будете гостями желанными! Счастье-то какое, а, Гореша, – улыбалась она. – На старости лет Боги послали нам гостей!

Дом Гьярды и Гореши, единственный жилой из трёх, был сложен из дерева и обмазан белёным турлуком [47]. К дому прижимались две покосившиеся пристройки, а позади двора стояли поросший мхом сарай и баня. Крыльцо располагалось в центре дома. Входная дверь вела в сени, по правую сторону которых находилась жилая комната, светлица, а по левую – выходившая окнами во двор комора.

Гьярда провела гостей в светлицу: небольшая комната была убрана аккуратно и даже украшена рушниками [48]. На столе дымился свежеиспечённый хлеб, а в красном углу светилась маленькая огнивица.