Кайкен - Жан-Кристоф Гранже

— Я сам не знаю. Когда я увидел его там… Как он сидел по-турецки, в позе буддистского монаха, и поджаривался, я понял, что парень дошел до ручки. Его допекло. И это жуткое тело, которое ему досталось. И сдвиг в мозгах, вынуждавший убивать. И страх, что не сегодня завтра я его поймаю. Он хотел умереть и прихватить меня с собой. Зачем ему было пугать Наоко? И отыгрываться на мальчишках? В этой истории что-то не вяжется…

Фифи молчал. Казалось, ему стоило немалого труда переварить вновь полученную информацию.

— Тут многое не сходится, — надтреснутым голосом продолжал Пассан. — Во-первых, даты. Кровь у детей начали брать задолго до Стэна.

— Ну и что? Гийар мог уже давно вынашивать план мести.

— Нет, для этого он был слишком осторожен. К тому же не забывай: он ведь буквально накануне похитил Лейлу Муавад. Значит, его донимали совсем другие заботы.

— И?

— Надо продолжать видеонаблюдение.

— Может, вам лучше переехать?

— Если орудует кто-то другой, сменой адреса проблему не решишь. От Леви новости есть?

— Пусто. Либо он уже далеко, либо под землей.

— Сделаешь то, о чем я прошу?

Фифи провел рукой по лицу и сделал затяжку. Его усыпанные прыщами скулы блестели в утреннем свете, глаза лихорадочно мерцали.

— Ладно, что-нибудь придумаю, — наконец сказал он, открыл окно и щелчком выбросил окурок.

— Смотри, чтобы Наоко ни о чем не узнала. Я могу на тебя рассчитывать?

— Ну ты сам подумай. Я же повезу ее домой. А там полно оборудования. Мониторы в гостиной, кабели, провода…

— Позвони отсюда и попроси все убрать. С этой минуты наблюдение должно вестись только снаружи дома. Capisce?

Фифи неуверенно кивнул.

— А главное, убери камеру у нее из спальни. Еще не хватало, чтобы парни разглядывали мою жену в чем мать родила.

— Это все?

— Нет. Поставь двоих ребят около школы. И организуй слежку за Наоко. Нам понадобится подкрепление.

— Чего-то я не врубаюсь. Выходит, дело не закрыто?

— Я не собираюсь рисковать. Так могу я на тебя рассчитывать?

Панк подошел к кровати и с силой сжал ему плечо.

За ветровым стеклом разбегались дороги. Шоссе, развязки, подвесные мосты… Весь этот абсолютно безлюдный пейзаж производил странное впечатление бесполезности, доходящей до абсурда. Дороги, которые никуда не ведут и никому не нужны. Медленно поднимавшееся солнце напоминало диск из нечищеной меди; редкие облака в его лучах приобретали оттенок темного табака. Вдалеке виднелись скопления одноэтажных домишек, расплывчатые пятна жилых микрорайонов и лес башен, похожих в красноватых рассветных лучах на объятые пламенем стволы.

В Японии дороги и магистрали всегда проходят через лес. Они пронзают зеленые массивы, чужеродным телом вклиниваясь в природу. А здесь всякая растительная жизнь давным-давно умерла. Редкие деревца, клочок газона, общипанные кусты кажутся неуместными и только усиливают ощущение мертвечины.

Наоко ругала себя за резкость. Это еще мягко сказано. Самое главное, ее агрессия была совершенно неоправданной. Отец ее детей едва не погиб, а она накинулась на него, как на мальчишку, пойманного на вранье. У французов есть поговорка: «Не стреляй в машину „скорой помощи“». А она ее не просто расстреляла. Она ее динамитом взорвала.

Перед глазами снова всплыло лицо Пассана — почерневшее, опухшее. Голова в бинтах. На самом деле ее переполняла печаль и ощущение собственной беспомощности. Но лучшая защита — это нападение.

— Он сказал, что его собираются вызвать на ковер, — вдруг обратилась она к Фифи. — Это правда?

— Формальности. Не бери в голову. Все путем.

Она затолкала назад рвущиеся из груди рыдания. Вот так всегда. Они ее успокаивают, оберегают от волнений, будто маленькую девочку. Несут всякую ахинею.

— Вы уверены, что в дом вломился именно этот тип?

— Конечно.

Фифи умел лгать не лучше Пассана. Они не верят, что опасность миновала. Не могут утверждать, что мужчина, совершивший нынче ночью акт самосожжения, был именно тем злоумышленником, что проник к ним в дом. Но, не желая разделить с ней свои тревоги, предпочитают вешать ей лапшу на уши.

— Следовательно, все наши проблемы в прошлом? — настойчиво допытывалась она.

Панк с легкостью отбил удар.

— Все зависит от того, что ты называешь проблемами, — хохотнув, ответил он.

— Обезьяну в холодильнике. Вампира, сосущего кровь из моих детей.

— С этим покончено. Все зарыто и забыто. Вместе с Гийаром.

Что толку упорствовать?

— Почему он скрывал от меня все это? Как он мог?

— Все, что он делал, он делал ради тебя.

— Мне такая жизнь не нужна, — с сухим смешком решительно произнесла она.

Такая жизнь. Поначалу замысел казался благородным. Пассан действовал во имя справедливости: ловил негодяев, защищал общество, отстаивал республиканские ценности. Но потом призвание стало профессией, а профессия — наркотиком. Отныне Добро для него превратилось в абстракцию, зато Зло являлось в своей реальности каждый день.

— Я по кольцу поеду, ты как?

Она молча кивнула.

Они мчались через квартал Дефанс. Пустыня из сланцев, кварца и прочих минералов, химический состав которых предполагает такие свойства, как рефракция и люминесценция. Ископаемые останки давно минувшей эры.

Она взглянула на часы — почти семь утра. Чувствуя себя совершенно разбитой, позвонила Сандрине. В который уже раз. Со вчерашнего вечера с детьми сидела Гая, потом ее сменил вооруженный полицейский — алкоголик и наркоман. Они виделись с отцом, который собирался убить человека. А проснуться им предстоит в обществе Сандрины, чье присутствие невозможно объяснить никакими разумными причинами. И это все, что она может им предложить в качестве стабильной семьи?

Одно она знала наверняка: какие бы опасности им ни грозили, свой дом она не бросит.

Даже если непрошеным гостем был вовсе не Гийар, то есть угроза нового вторжения оставалась по-прежнему актуальной, она не собиралась сниматься с места. Она встретит врага лицом к лицу. Вместе с детьми. Тем более что в засаде наверняка спрятан целый полк полицейских. Она ни капли не сомневалась: Пассан, что бы он там ни плел, ни за что не снимет с дома наблюдение.

В душе снова зашевелилось смутное искушение. Вернуться с мальчишками в Токио. Оставить весь этот ужас позади, удрать за тысячи километров. На глаза навернулись слезы. Она уже не различала окружающего пейзажа. Все расплывалось и теряло очертания. Нет. Это не выход. И никогда им не станет. Никакие тысячи километров не решат ее проблем. От себя не убежишь.