Воеводы Ивана Грозного - Дмитрий Володихин

Казалось бы, Л.А. Салтыков — человек известный, и прославлен он именно военной службой. В большом походе русской рати против крымцев летом 1555 г. Лев Андреевич был вторым воеводой большого полка при первом воеводе боярине И.В. Шереметеве Большом. Поход оказался несчастливым для нашей армии: столкновение с двадцатитысячным войском хана у Судьбищ вылилось в кровавую битву, которая с перерывами продлилась трое суток и закончилась поражением московских воевод[190]. Вдвое меньшее число русских бойцов в первых двух столкновениях имело успех. Но затем получил тяжелое ранение И.В. Шереметев. Это деморализовало войско, быстро утратившее порядок. В результате оно подверглось разгрому. Боеспособность сохранила лишь небольшая часть его — отряд в 2000 человек. Этому отряду удалось закрепиться в овраге и отбить три атаки крымцев. Хан ушел, не став упорствовать, добивая остатки русской армии, и они благополучно отступили. Так вот, после того, как вышел из строя Шереметев, команду по старшинству доложен был принять Салтыков. Именно он, видимо, организовал стойкую оборону последнего отряда русских. Впрочем, он же не сумел сохранить боеспособность основных сил, так что роль его в сражении у Судьбищ неоднозначна[191]. Краткий период командования ратью при ранении Шереметева стал «звездным часом» Льва Андреевича. Во всяком случае, пиком его достижений на военном поприще. Но… для самой рати это был далеко не лучший вариант. Ведь Салтыков не имел достаточного опыта в командовании крупными соединениями. Возможно, это сказалось и на результате Судьбищенской битвы. Разряды сообщают со всей определенностью: Салтыков был главным образом администратором — должность оружничего предполагала управление дворцовым Бронным приказом. На протяжении десятилетия с конца 40-х по конец 50-х гг. Лев Андреевич шесть раз сопровождает Ивана IV в походах именно как оружничий, а не как человек, занимающий какую бы то ни было воеводскую должность[192]. И совершенно напрасно С.Б. Веселовский то и дело зовет его воеводой[193]: оружничество само по себе не делало человека военачальником, он был всего лишь сопровождающим лицом в свите государя, имея набор обязанностей, не предполагавший командование полками. Позднее Салтыков опять играет роль сопровождающего лица, но только в чине боярина: знаменитый поход на Полоцк зимой 1562–1563 гг. и поход из Александровской слободы к Серпухову по крымским вестям в 1570 г.[194] А где же собственно воеводские службы Льва Андреевича? Их немного. В полевой армии он до 1555 г. был воеводой дважды: в июне 1549 г. Салтыков идет вторым воеводой в маленькой рати (не разбитой на полки), отряженной к Нижнему Новгороду и, далее, на «казанские места», очевидно, в поддержку большого войска, ушедшего ранее из Москвы к Нижнему. В декабре 1553 г. он числится вторым воеводой передового полка в походе к Казани, а оттуда «…на луговую сторону и на Арские места… которые государю не прямят». А потом — Судьбищи[195]. Для столь важного похода И.В. Шеремету Большому дали, прямо скажем, не самого бывалого помощника… А позднее, кстати, Салтыкова полковым воеводой не назначали ни разу, что косвенно свидетельствует о низкой оценке его полководческих способностей. В 60-х г. на долю Льва Андреевича выпали две скромные воеводские службы. Его отправляли «в прибавку» воеводам, сидящим в Полоцке в 7073 (1564–1565)., а затем смоленским воеводам в 7075 (1566–1567). Это выглядит как ссылка, лишенная всяких признаков почета. И вряд ли за полоцкую службу «на подхвате» его могла постигнуть опала. Скорее сама отправка на такую должность может интерпретироваться как результат опалы. Вот, собственно, и всё. Как военный деятель Л.А. Салтыков выглядит человеком не первого и даже не второго ряда.

Отпрыском того же рода, только другой ветви, является Григорий Васильевич Морозов. Окольничим он стал, видимо, в 1547 г. (точнее, не позднее декабря 1547 г.), а боярином — уже в 1548-м. А.А. Зимин считает, что смерть Григория Васильевича следует отнести примерно к 1552 г., а С.Б. Веселовский называет 1556 г.[196] Начинал Г.В. Морозов с низких чинов: в 1538 и 1539 гг. он служит в головах во время походов русской армии на юг, «от берега»[197]. В зимнем походе 1547–1548 гг. «для казанского дела» он среди сопровождающих царя с чином окольничего[198]. И лишь в краткий период между 1548 и 1551 г. происходит высокая военная карьера Григория Васильевича, связанная, как видно, с получением боярского чина: он идет вторым воеводой в большом полку к Коломне «по казанским вестям»; затем возглавляет (!) передовой полк осенью 1549 г. на Коломне «от крымские Украины»; переходит на службу в Нижний Новгород и там становится первым (!) воеводой «за городом»; наконец, командует полком левой руки в судовой рати 1551 г., отправленной к Казани прикрывать строительство Свияжска[199]. Г.В. Морозов никогда не назначался старшим военачальником в полевой армии. Но как знать, если бы жизнь его продлилась подольше, стал бы он воеводой из обоймы постоянно действующих, т. е. военной элиты, или разделил судьбу большинства представителей старомосковской нетитулованной знати, не ставших на армейской службе птицами высокого полета…

Александровская слобода. Фотография С. Прокудина-Горского, 1911 г.

Василий Михайлович Юрьев[200] принадлежал роду Захарьиных-Юрьевых, столь широко известному и до такой степени изученному отечественными исследователями, что в особом представлении он не нуждается. Со времен свадьбы Ивана IV и Анастасии Захарьиной-Юрьевой в 1547 г. это семейство оказалось ближайшим к трону и встало исключительно высоко в аристократической пирамиде Московского государства, а сам Василий Михайлович оказался государевым шурином. К тому же В.М. Юрьев был женат на сестре князя И.Д. Бельского Анастасии, а дочь его вышла замуж за князя М.Т. Черкасского (брата второй жены Ивана IV). Какие возможности для карьеры! В 1549 г. — окольничий, а несколько месяцев спустя — уже боярин[201]. Но на военном поприще Василий Михайлович был малозаметной фигурой. Как тверской дворецкий, он сопровождает Ивана IV летом 1547 г. под Коломну, а зимой — к уже упомянутой Роботке; оттуда он отправляется в качестве сопровождающего Щигалея под Казань, не имея никакого командного поста; летом 1553 г. он — в числе бояр в царской свите во время похода к Коломне[202]. В 7066 (1557–1558) г. Василия Михайловича ставят на годование в Казани, но должность его там неясна и, похоже, она не из числа воеводских. Возможно, он был там гражданским администратором[203]. В 1559 г., когда большая рать во главе с царем уходит на юг, против крымцев, В.М. Юрьев остается в Москве, в составе комиссии бояр, оставленных при брате Ивана IV, Юрии, неспособном к делам правления[204]. В такой же боярской комиссии остался «ведать Москву» В.М. Юрьев и во время царского похода 1562 г. на Литву[205]. Что же остается на его долю из воеводских поручений? Да почти ничего: Василий Михайлович был первый воеводой «у наряда» в зимнем походе на Казань 1548–1549 гг., да вторым воеводой передового полка летом 1551 г. в Рязани по берегу[206]. С середины 50-х гг. В.М. Юрьев, судя по данным разрядов, воинских постов не получает. Но дожил он, как минимум до середины 60-х (видимо, до 1567 г.). Куда же обращены были его честолюбивые помыслы? В основном к мирной административной карьере. Как уже говорилось он возглавлял Тверской дворец, в начале опричнины наместничал во Ржеве. Сохранились многочисленные известия о его обширной дипломатической работе[207]. К командованию крупными соединениями он то ли не был допущен, то ли, скорее, имея на то полное право, сам не пожелал прикоснуться.