Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 1. Страна несходства - Александр Фурман

I. Хрупкая скорлупа человека

Маме дали отпуск только в феврале, а у папы еще с прошлого года оставались неиспользованные две недели, и они вместе уехали в дом отдыха, оставив детей на бабушку с дедушкой. Первые несколько вечеров в опустевших комнатах подействовали на Фурмана так угнетающе, как будто это не родители, а он сам оказался где-то далеко, в чужом месте, неведомо зачем… Но потом все наладилось: бабушка с дедушкой поддерживали привычный домашний порядок, Боря был погружен в свои дела, а Фурман стал поздно, уже к самому ужину возвращаться с гулянья, облепленный снегом с ног до головы.

Воскресным утром Фурман, жалобно ссылаясь на свое сиротское чувство и скуку, потребовал, чтобы Боря обратил на него внимание и чем-нибудь с ним позанимался. Видимо, родители оставили Боре определенные инструкции, так как он отнесся к этим приставаниям с неожиданной терпимостью и даже спросил, чего бы Фурман хотел. От радости Фурман начал придумывать какие-то глупости, и Боря, остановив поток его измышлений, предложил ему просто сходить в кино, куда он, кстати, собирался пойти и без всякого Фурмана. Но тут уж Боря сам себя перехитрил: американо-итальянские «Приключения Одиссея» оказались для Фурмана непосильно страшными и непонятными. С первых же минут он стал мешать Боре получать удовольствие, раздражая его бесконечными тупыми вопросами «а кто это?» и «а что сейчас будет?». Боря, поначалу благосклонно пытавшийся объяснять, что к чему, через некоторое время посоветовал Фурману или заткнуться и смотреть молча или, если уж ему так страшно, просто закрывать глаза и уши. Быстро перепробовав указанные средства, Фурман стал шепотом упрашивать Борю уйти домой с этого неинтересного фильма, твердил, что он очень хочет в туалет – и «по-маленькому», и «по-большому», – что у него болит живот, что он больше не может… Когда сзади на них начали ругаться, Боря, окончательно рассвирепев, грубо вытолкал Фурмана на свежий воздух, где у него почему-то сразу все прошло.

Поскольку рассерженный Боря отказывался с ним разговаривать, Фурман прозрачно намекнул, что пожалуется бабушке с дедушкой: мол, Боря нарочно повел его на это кино не для детей, чтобы запугать, а он и так уже боится в подъезд войти – ему в каждом темном углу мерещатся всякие джинны и роботы, о которых Боря ему понарассказывал. После этого Боря был вынужден признать свою ошибку в выборе фильма и даже пообещал, что, так и быть, в следующее воскресенье сводит Фурмана на что-нибудь более подходящее для его больной психики.

Вопреки фурмановским сомнениям, Боря заранее, еще в пятницу, купил билеты на дневной сеанс в кинотеатр «Россия», на новый фильм про чекистов «Шестое июля». Боря его уже смотрел один раз, очень расхваливал и уверял, что на этот раз Фурман точно не пожалеет.

В воскресенье, после чуть более раннего, чем обычно, обеда, они отправились хорошо знакомым путем к Пушкинской площади: через широкий Каретный Ряд, мимо заснеженного пустого «Эрмитажа», – чтобы по Страстному выйти к «России» сзади. Не поспевая за скорым Бориным шагом, Фурман радостно цеплялся за его покровительственно-равнодушную руку. По Бориным расчетам, в запасе у них было минут двадцать – этого вполне должно было хватить для неторопливого распития в буфете бутылки лимонада и поедания эклеров на торжественно выданные дедушкой три рубля – в знак поощрения Бориной заботы о младшем брате.

Людей и машин на зимних улицах, покрытых утоптанным позавчерашним снегом, было по-воскресному немного, темнеть еще и не начинало, и в слегка морозном безветренном воздухе скучающе, словно на ниточках, опускались крупные редкие снежинки.

Аккуратно перейдя опасный маленький перекресток за «Эрмитажем», братья заспешили вдоль глухой стены больничного парка. Внимание Фурмана привлек высокий немолодой мужчина без шапки, который подозрительно петляющей походкой двигался впереди них в ту же сторону. Присмотревшись, Фурман решил, что это пьяный. Поскольку с их темпом они явно должны были его вскоре перегнать, Фурман стал незаметно подволакивать ноги и притормаживать. При этом он льстиво задавал Боре разные глубокомысленные вопросы, посчитав про себя, что лучше потерять чуть-чуть времени на буфет, чем столкнуться с этим непредсказуемо вихляющим пьяницей.

Несколько судорожная фурмановская боязнь пьяных коренилась в том, что он частенько натыкался на них, забегая в свой старый мрачный подъезд, где они с трудом допивали свои бутылки, просто валялись или, как мама говорила, «гадили» рядом с лестницей. В особо сложных ситуациях Фурману приходилось бегать вокруг дома и с пугливым раздражением выкликать через окна родных, чтобы они вышли встретить его или открыли со двора дверь черного хода.

…Несмотря на тайные усилия Фурмана, Боря и не думал замедлять шаг.

– Пойдем помедленнее? – предложил Фурман, сдаваясь.

– Ты что, устал уже? – удивился Боря.

– Да не… – Фурман помялся. – Давай не будем этого обгонять? – он кивком указал на нехорошего прохожего, который как раз выписывал очередную замысловатую петлю по всей ширине тротуара. Боря с презрительным вызовом усмехнулся: спокуха, мол, ты со мной… Пьяный, отшатнувшись в самый последний момент от края тротуара – у Фурмана даже сердце замерло, но машин, к счастью, поблизости не было, – понесся в противоположную сторону, прямиком в больничную стену. Но и тут ему удалось вовремя затормозить и выправить курс. Боря, разряжая обстановку, предложил поспорить, в какую сторону его потянет в следующий раз.

Некоторое время дядька с самым невозмутимым видом ухитрялся идти почти строго по прямой, и глядя со стороны, совершенно нельзя было сказать, что он пьян…

Внезапно он остановился, точно ему в голову пришла какая-то мысль, и резко повернулся к стене. Фурман, ища и не находя Бориной реакции на эти новости, слегка подергал его за рукав. Пьяный вел себя совсем уж нелепо: подняв голову к широкому, с коркой слежавшегося снега гребню стены, он вдруг умоляюще вскинул руки и что-то коротко выкрикнул, похожее на имя… Фурман, открыв рот, посмотрел на стену, но там вроде бы никого не было – разве что неподалеку с той стороны чуть-чуть высовывалась верхушка маленького деревца или куста. – Может, дядька спьяну принял его за человека?..

– Чего это с ним? – с насмешливым испугом спросил Фурман. Боря равнодушно пожал плечами: мало ли, мол, чокнутых на свете?..

– Слушай, а может, у него жена в больнице? – с сочувственной тревогой предположил Фурман.

Ответить ему Боря не успел, потому что в этот момент дядька, словно получив какой-то ужаснувший его ответ, прижал руки к груди, крутнулся вокруг своей оси, как танцор, и вдруг со всего размаха шлепнулся наземь. Это странно напоминало пантомиму: теперь дядька лежал лицом вниз и то ли хохотал, то ли плакал, сильно вздрагивая плечами.

– Не ходи! Давай подождем! Стой! – вцепившись в Борю, в панике зашептал Фурман. Он был уверен, что этот пьяный, а может, и не пьяный, а сумасшедший, только притворяется, подманивая их поближе…

– А с чего это мы должны останавливаться? – все же остановился Боря. – Ты что, этого идиота боишься? Да он тебе ничего не сделает, иди спокойно рядом со мной, и все. Подумаешь, посреди дороги свинья валяется, – первый раз увидел, что ль?.. Пошли! А то опоздаем!