Сущность зла - Лука Д'Андреа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще одна пулеметная очередь.
— Бинго. Университет Инсбрука. Это не просто одна из статей, подвергающая сомнению достоверность выводов нашего приятеля, это Статья с большой буквы, откуда все остальные черпали полными горстями. Кто такая эта Эви?
— Одна из жертв Блеттербаха.
— Как ты сказал?
— Я сказал, что она одна из жертв Блеттербаха. Это и есть история, которую я хочу воссоздать.
Майк что-то промычал. Снова характерный стук: пальцы лихорадочно бегают по клавиатуре.
— Какая буква на конце — «к» или «х»?
— В названии «Блеттербах»? «Х», а что?
Майк заговорил баритоном, передразнивая трейлеры только что вышедших фильмов:
— Настоящий хит, компаньон.
— Тебе не надоело прикидываться кретином?
— Я кретином не прикидываюсь. Ты находишься прямо посреди экологической ниши.
— Чепуха. Чистой воды фантастика.
— Да ну? — вскинулся Майк. — Давай-ка я процитирую в общих чертах книгу нашего друга Грюнвальда. В Альто-Адидже собственный микроклимат. Теоретически там должен быть континентальный климат, но область находится посреди Альп. И никакого вам континентального климата. Но поскольку там Альпы, значит климат должен быть альпийским, так? Нет, не так. Альпы создают преграду для северного ветра, Альпы не пускают испарения со Средиземного моря, но Альпы не влияют на климат региона, они создают нечто иное: микроклимат. А это, просто для сведения, являлось для Грюнвальда главным условием развития экологической ниши. А теперь, — добавил Майк, — теперь, брат, держись: самое забавное.
— Выкладывай.
— В Альто-Адидже встречается несколько разновидностей гинкго, растения, которое в Европе исчезло сотни миллионов лет назад. А в Доломитах, насмехаясь над нашими научными представлениями, оно растет себе и растет, причем в хорошей компании. К примеру, наутилус. В теории этот моллюск вымер четыреста миллионов лет назад. Но в Альто-Адидже нашли ископаемые останки, принадлежащие особям, жившим двести миллионов лет назад.
— Ты хочешь сказать, в то время как во всем остальном мире наутилус вымер, здесь он плавал как ни в чем не бывало еще двести миллионов лет? Майк, это из области фантастики.
— Нет, это экологическая ниша. Видишь ли, я пролистал немало статей.
— Но…
— Послушай. В одной из последних публикаций Грюнвальда речь идет как раз о Блеттербахе. Статейку тиснули в специфическом журнальчике, то ли «Секретные материалы», то ли «Доктор Кто». Знаешь, из тех, где каждые две недели предрекают конец света.
Сердце у меня забилось быстрее.
— И что?
— Грюнвальд определяет Блеттербах как одно из мест, где можно обнаружить живой биологический материал, переживший пермский период. Он называет совершенно конкретный вид. И черт меня побери, речь не идет о рыбке Немо из мультика[51]. Сейчас пошлю тебе скан.
Я дождался звоночка в мобильнике.
Взглянул.
И уставился на экран, разинув рот.
Что-то вроде скорпиона с хвостом сирены. Длинное тело покрыто панцирем, как у лангуста. Я никогда не видел более враждебного существа.
Именно это определение пришло мне на ум: враждебный.
Десять букв.
— Что за чертовщина?
— Jaekelopterus Rhenaniae. Извини за произношение.
Я попытался вообразить себе, каков был мир, выпестовавший подобное создание. Планета, кишащая лишенными каких бы то ни было эмоций, кроме инстинкта хищника, монстрами, которых Бог в один прекрасный день решил устранить.
Майк продолжал:
— Гигантский предок современных паукообразных, то есть скорпионов. — Какая-то мысль мелькнула у меня в голове, но пропала прежде, чем я успел ее ухватить. — Членистоногий. Но морской членистоногий. Жил в воде. Длиной в два с половиной метра. Полуметровые клешни.
— И Грюнвальд был убежден, что один из таких обаяшек плавает в Блеттербахе?
— Под Блеттербахом. Он говорит о пещерах и подземных озерах. Наш обаяшка обитал в пресной воде. Хищник, от которого лучше было держаться подальше.
Последнее соображение Майка я едва расслышал. Зибенхох, подумал я.
Чье старинное название — Зибенхолен. Семь пещер.
— Ты еще на связи, Сэлинджер?
— У тебя есть бумага и ручка? — прохрипел я. — Я хочу, чтобы ты навел справки еще об одном человеке. Манфред Каголь. Местный предприниматель.
— В каком году он умер?
— Я вчера с ним разговаривал. Я хочу знать все, что тебе удастся нарыть по его поводу. Особое внимание обрати на его имущество.
— Он богат?
— До омерзения.
— Но какое отношение этот тип имеет к Jaekelopterus Rhenaniae и к Грюнвальду?
— Спасибо, Майк.
4
Интерьер Кадастровой палаты в Больцано был современный, с приятным освещением. Персонал, к счастью для меня, крайне любезный: меня терпеливо слушали, когда я пытался объяснить, что мне нужно.
Мне пришлось подождать полчаса, и все это время я размышлял над тем, что Майк раскопал относительно Грюнвальда. Странные он выдвигал теории. Причудливые. Более подходящие для художественного фильма, чем для консервативного университетского мирка.
Мне вдруг пришло в голову, что Грюнвальд — единственное действующее лицо в этой истории, чьей фотографии у меня нет. Я представлял его себе сумасшедшим ученым, одетым то ли как Индиана Джонс, то ли как клерк девятнадцатого века, только очень неуклюжим. Не знаю почему, ведь этот человек как-никак проводил исследования в Андах, я видел перед собой не скалолаза, взбирающегося на отвесный склон, а растяпу, спотыкающегося на каждом шагу, возможно, в галстуке-бабочке.
Определенно Грюнвальд был помешан на работе. Ради своих теорий он пожертвовал всем. Майк ничего не сказал о любовных похождениях или браке. Тот факт, что он пропал чуть ли не средь бела дня и никто не стал бить тревогу, предполагал человеческие связи, близкие к нулю. Одиночка, преследующий единственную цель. Найти экологические ниши и восстановить поруганную честь.
Я в растерянности покачал головой.
Достаточно ли был он помешан, чтобы убить женщину, которая разбила вдребезги его карьеру? Возможно. Что означала телеграмма? Эви хотела спуститься в пещеры под Блеттербахом, чтобы еще раз оспорить теории Грюнвальда, а его больной ум не вынес очередного оскорбления?
Может быть, милая Эви на самом деле была стервой, которую настолько ослепил стремительный взлет в высшие академические сферы, что ей захотелось лишний раз подтвердить смехотворность теорий Грюнвальда, просто чтобы покрасоваться рядом с университетскими шишками?