Любовник богини - Елена Арсеньева

— Огнестрельное оружие только у вас, европейцев, считаетсяединственным или, по крайней мере, самым верным способом одолевать дикихзверей. У нас, дикарей, есть и другие средства, даже более опасные. Бенгалец сдубиной и саблей спокойно идет на тигра своей родины — свирепейшего из всехтигров Индии…

— Но у тебя ничего не было: ни дубины, ни сабли! — рявкнулРеджинальд, уже почти не владея собой — в основном потому, что этот туземец,чудилось, разговаривал свысока со служащим Ост-Индской компании!..

Однако последовавший затем поклон индуса был исполнен самогоглубочайшего почтения.

— Сагиб-инглиш всегда прав! У меня не было ни дубины, нитальвара! — сокрушенно согласился Нараян и вновь зашагал по тропе.

Реджинальд, деревянно переставляя ноги, замаршировал следом.За ним плелся Бушуев, все мысли которого были поглощены только одним: как этотчертов индус умудрился мгновенно восстать из пропасти, куда он только чтогромоподобно сверзился вместе с «лесным раджой»?

— А ну, большое дело, подумаешь! — наконец сказал он свызовом. — Помню, был один мужик в деревне… сказывали, с лешим он знался.Выйдет, бывало, в чащобу, свистнет гораздо-гораздо — и тут пойдет, пойдет подебрям вихорь большой, такой большой, что ели вершков по шести толщиной так игнет к земле! А вихрем леший идет. Станет перед колдуном, как человек: волосьяна голове долгие, и весь растрепанный, одежа наизнанку выворочена, — и спросит:«Чего тебе надо от меня?»

А тот ему нужду свою вымолвит: корову пропавшую отыскать,или дичи к охотничьим угодьям нагнать, или волков от деревенской околицыотвадить. Тот все и сделает, как сказано. Может, и наш дикарь с таким же лешимзнается — тутошним, джунглевым? И сей леший все по его указке сделал, тиграотогнал? Как думаете, люди добрые?

Ответа не было. Только тут Бушуев сообразил, что рассуждалпо-русски, а значит, спорить или соглашаться могут только двое: дочь и еежених, но им было не до тигра и не до лешего! Варенька забыла об отце, забылаобо всем, вдруг схваченная крепкими руками Василия и лишенная его жадным ртомвозможности говорить.

Обоих шатало от неудовлетворенного желания. Этот путь вджунглях был для них истинным via dolorosa [25], потому что мысли и чувства ихсплетались так же тесно, как лианы, обвившие стену деревьев. Они не могли понять,откуда, как возникли эти чувства, лишившие их всякого рассудка. Где-то наокраинах сознания Василия иногда маячила избитая незнакомка с окровавленнымртом, однако его сердце ни малейшим содроганием не отзывалось на эту картину,прежде внушавшую ему самое лютое отвращение. Жизнь его и Вареньки началась стого мгновения, когда они влились в череду любодействующих божеств Мертвогогорода. Нет, еще там, на Башне Молчания, когда ее грудь мимолетно коснулись егогруди, и, чудилось, искра проскочила между их столкнувшимися телами — будто двакремня ударились друг о друга… Нет, смятенно думал Василий, все это началосьеще раньше, когда он хлестал коварную голубую розу и знал, что готов вырватьсебе сердце, чтобы приложить его к ране на теле Вареньки — подобно тому, какНараян приложил к ней змеиный талисман…

Он содрогнулся от ледяного прикосновения. Нечто подобное онощутил там, в джунглях, после кровавого жертвоприношения душителей, когдаподумал, что на его плече лежит рука призрака. Но это опять был Нараян, которыйстоял рядом и говорил:

— Путь зовет нас, господин.

Да, это был Нараян, который только что спешил по тропинкевпереди маленького отряда, не меньше чем за полсотни шагов отсюда. Впрочем,Василий едва ли отметил эту очередную странность. Он послушно двинулся запроводником, поддерживая Вареньку под руку, и, право слово, если бы сейчаспрямо над ними разверзлись небеса и на тропу сошел сам Брама, Индра, Перунславянский… или вообще Юпитер «во всей славе своей», он едва ли обратил бы наних внимание, занятый одной лишь мыслью; когда, ну когда же они снова смогутзаключить друг друга в объятия?!

Возможно, Нараян хотел, чтобы у чужеземцев, которых он понепонятной причине взвалил себе, что называется, на шею, вообще не осталосьникаких сил, потому что ночь уже кончилась, а он все шел и шел по тропе,вынуждая европейцев плестись за ним.

Первым кончилось терпение у Бушуева. На удобном участке путион вырвался вперед и, заступив дорогу проводнику, грозно вопросил, сколько ещевремени будет продолжаться «это издевательство».

— Да мы уже пять раз дошли бы до Ванарессы! — выкрикнул онзапальчиво. — Уже окрутили бы наших греховодников — и честным пирком да засвадебку!

Насчет «пяти раз» было, мягко сказать, раз в десять.преувеличено, и, верно, Бушуев это сам сообразил, потому что вдруг утих ипотребовал остановиться для привала.

Нараян покорно склонил свою гордую голову, но предложилотдохнуть после того, как позади останется очередная тропа мимо очередногооврага.

Уже вполне рассвело — и слава боту, потому что эта тропаили, скорее, выемка в стене вела вдоль обрыва футов в девятьсот глубины, такчто в темноте шагнуть на нее было бы верным самоубийством. Нужен был верныйглаз, твердая поступь и очень крепкая голова, чтобы при малейшем неосторожномшаге не свалиться в пропасть.

Варенька с замиранием сердца выпустила руку Василия: вдвоем,рядом, идти по этой полосочке было невозможно. Тут Нараян сделал перестановку всвоем отряде: он, конечно, шел первым, за ним — Варенька, вдруг обретшаянеобъяснимое спокойствие и ту отточенность движений, которая бывает уканатоходцев; следом — Василий. Он так озабоченно следил за каждым шагомдевушки, что почти не замечал тропы. За ним пробирались Бушуев и Реджинальд,призывая на помощь все присутствие духа.

Нараян уже ступил на твердую землю противоположного берегапропасти, когда сзади раздался крик. Все уцепились за кустики, торчащие изскалы, и сделали попытку обернуться. Крик повторился в четыре голоса, когдапутники увидели Реджинальда, который успел уже скатиться на изрядное расстояниеи повис, цепляясь руками и ногами за какое-то деревце. Конечно, Реджинальд былхорошим гимнастом, к тому же обладал замечательным хладнокровием, но минутабыла критическая: тонкий ствол каждую минуту мог сломаться, и Реджинальдполетел бы в бездну.

Варенька истерически вскрикнула, вцепившись одной рукой вруку Нараяна, а другой — стиснув пальцы Василия… И тотчас крик замер на ееустах, потому что футах в двадцати ниже тропы появился человек. Незнакомец.