CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп

Симон Визенталь, который после войны занимался не только сбором материалов против преступников, но и пытался исследовать истинные причины, породившие холокост, пишет просто: «Некоторые убийцы покончили с собой, потому что они уже не могли убивать людей. Если у человека были свои трое детей дома, а сам он убивал чужих, то он становился совсем другим. Поэтому стали искать безличностные способы человекоубийства. Так пришли к применению газа».

В грузовиках, переоборудованных в газовые камеры на колесах, началось уничтожение людей с помощью невидимого яда — смертоносного углемоноксида.

Штандартенфюрер СС Вальтер Рауф позже дал показания: «Были у меня возражения против использования газовых камер на колесах или нет, сейчас не могу сказать. Для меня на первом плане было то, что расстрелы представляли собой большие психологические нагрузки для тех, кто их осуществлял, и что эти неприятности отпадали благодаря применению газовых автофургонов».

Это было только начало. Вскоре речь зашла не только о щадящем режиме по отношению к убийцам, но и о том, чтобы массовому истреблению людей придать новый, небывалый размах: убивать миллионами, механизированно и основательно. Вот и пробил час «подмастерьев» папы Эйке. Его учеников отличали не только нацистский бред и ненависть к евреям, но и жестокие методы физического насилия в условиях лагерного произвола. Рудольф Гесс стал комедиантом Аушвица, Макс Кегель — Майданека, Адольф Эйхман, который служил в Дахау под началом Эйке, стал в ГУИБ практическим организатором холокоста.

Когда в 1940 году строился лагерь Аушвиц, даже верховные палачи не имели четкого представления о масштабах преступлений, которые они здесь скоро будут совершать.

Гауптштурмфюрер СС Рудольф Гесс прибыл туда в конце апреля 1940 года, полный творческой энергии и решимости превратить казармы военного городка артиллеристов в «солидный концентрационный лагерь».

В память о «старых добрых временах» он приказал поместить над воротами лагеря циничное изречение: «Труд дарует свободу».

Точно такой же лозунг висел и в Дахау. Что касается остального, новоиспеченный комендант не хотел иметь ничего похожего на прежнюю службу в Баварии. Позже он говорил: «Мне с самого начала было ясно, что из Аушвица можно сделать что-нибудь стоящее лишь при условии неустанной и упорной работы всех без исключения, от коменданта до последнего арестанта. Но чтобы всех включить в решение этой задачи, я должен отказаться от всего отжившего, от всех ставших традиционными обычаев». Эйке видел в заключенных прежде всего врагов народа и государства. Гесс же дал новое определение вражды: будущее немецкого народа зависит от того, как он сам сумеет очиститься от «вредных элементов». Наглый честолюбец Гесс хотел сразу зарекомендовать себя хватким комендантом Аушвица.

Его прежняя биография была типичной для молодых людей того времени. В детстве он был правой рукой у отца, баденского торговца. Родитель баловал сына, мечтающего стать католическим священником. Однако еще в школьные годы его твердое решение расползлось по швам, когда местный пастор нарушил тайну исповеди подростка.

Первая мировая война открыла новые горизонты перед Гессом, как и перед многими, кто впоследствии стал убежденным эсэсовцем. Сначала его привлекало все, что связано с армией, — оружие, военная форма и строгий порядок. В неполные 16 лет Гесс становится солдатом. На фронте молодой солдат перестал бояться убивать людей, находясь в окопах той безжалостной позиционной войны. И подобно многим фронтовикам, он тоже потерял жизненный ориентир в послевоенное время. Он успел послужить в добровольческом корпусе, а потом за деяния, связанные с политическим насилием, был осужден на 10 лет каторжной тюрьмы.

Четкие жизненные правила каторжника были ему по душе. Он решил стать образцовым узником. Тюрьму воспринимал как второй дом, в котором нетрудно обустроиться. Награда: через неполные шесть лет он оказался снова на свободе. Гесс бежал от душевных терзаний периода первой немецкой республики в романтический ореол размеренной крестьянской жизни. Однако, когда Гиммлер начал вербовать в 1934 году новых членов СС, он вдохновился идеями Черного ордена и попал в мясорубку программы Эйке, разработанной специально для закалки молодых эсэсовцев.

Гесс оказался смышленым учеником — беспрекословная исполнительность и строжайшая дисциплина были, по его мнению, необходимым залогом любого дела. А как у него обстояло дело с буржуазным восприятием жизненных ценностей? Естественно, это не имеет отношения к людям, которых режим заклеймил как заклятых врагов. Его отличало и особое рвение в службе: когда не хватило колючей проволоки при строительстве концлагеря, он приказал пойти на воровство, но раздобыть ее. Цель оправдывает любые средства, а их предоставляют другие, — всегда внушал он себе. Гесс относился к той категории людей, которые не могли существовать без начальника. После войны всю ответственность за свои преступления он сваливал на старших начальников, дававших страшные приказы.

Первыми заключенными, прибывшими в Аушвиц, были 30 «проверенных парней» из концлагеря Заксенхаузен. Их задача сводилась к тому, чтобы в качестве помощников полиции, старосты, старших по лагерным блокам и баракам осуществлять надзор за арестантами в лагере и за его пределами. От физического труда они освобождались, получали лучшее питание, носили кожаные сапоги с высокими голенищами и лагерную одежду индивидуального пошива.

В своих записях Гесс высокопарно повторил давно известный девиз: «Разделяй и властвуй». Ступенчатый принцип разделения власти определял каждому свое место в лагерной иерархии, превращал его в часть системы, делал из жертвы преступника. Это был характерный признак лагерного мира.

Через три недели после прибытия под площадную брань, удары дубинками и пинки сапогами помощники полицейских загоняли в бараки первых польских пленников. Среди них были подпольщики, политические, представители польской интеллигенции, священники и евреи. Первый лагерный начальник Карл Фрич, правая рука коменданта лагеря, приветствовал прибывших краткой речью, которая не оставляла им надежды когда-либо живыми покинуть это место: «Вы прибыли сюда не в санаторий, а в немецкий концентрационный лагерь, из которого есть только один выход, — через трубу. Кому это не нравится, может прямо сейчас идти на проволочное ограждение. Если среди прибывших есть евреи, у них нет права жить здесь дольше двух недель. Если есть священники, — могут жить целый месяц. Остальным дается три месяца».

После нападения на Советский Союз лагерь заполнился русскими военнопленными. Сославшись на уже существующий «Приказ о комиссарах», шеф ГУМ Б Рейнгард Гейдрих отдал распоряжение изолировать от всех активистов и прежде всего «профессиональных революционеров и народных комиссаров» и устранить их. Свидетелей этой акции быть не должно. Так концентрационные лагеря стали местом расстрелов, казней и расправ.

Первый раз эсэсовцы Аушвица расправились со своими жертвами 5 сентября 1941 года с помощью препарата синильной кислоты Циклон «Б». Эксперимент прошел успешно, палачи остались довольны. 600 советских солдат и 300 больных заключенных были удушены газом. В Аушвице открыли новое средство массового уничтожения людей. Преимущества действия Циклона «Б» по отношению к одновременно проведенным в лагере расстрелам были очевидны: газ убивал не только быстрее и дешевле, но был и более «гуманным» для убийц. Но не для жертв.