Большевики. 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

Лидер кадетов П. Н. Милюков впоследствии подтвердил, что методы революционной «работы» у большевиков и анархистов были весьма схожими: «Первую свободную трибуну в России Ленин нашёл на балконе реквизированного большевиками дома балерины Кшесинской. Когда после долгих хлопот поверенному Кшесинской удалось получить приговор мирового судьи о выселении непрошенных жильцов, кронштадтские рабочие постановили: отменить приговор мирового судьи, признать дом Кшесинской собственностью народа и отдать его в распоряжение большевиков»[106](большевики, как известно, не преминули воспользоваться этим «предложением»).

В точности такая же ситуация, по свидетельству Милюкова, сложилась и с дачей Дурново: «Дача Дурново, окружённая большим парком, находилась по соседству с заводами Выборгского района, рабочие которых уже проявили определённо большевистские настроения… Когда для правительства выяснилось, что на даче Дурново ютятся криминальные элементы, оно приняло решение — выселить „анархистов-коммунистов“ из дачи Дурново. Немедленно рабочие решили, что требование правительства „контрреволюционно“, и заявили, что они будут отстаивать дачу Дурново с оружием в руках»[107].

Вскоре ни у кого, в том числе в рабочей массе Петрограда, которая изначально отнюдь не в большинстве состояла из сторонников Ленина и Троцкого, не оставалось сомнений в том, что именно большевистская пропаганда в войсках сыграла решающую роль в подготовке Июльского выступления. Уже 8 июля в «Новой жизни» была опубликована резолюция, принятая уполномоченными от рабочих печатных заведений на общем собрании 7 июля 1917 г.: «События последних дней были подготовлены агитацией левого крыла русской демократии, составляющего значительное безответственное меньшинство и пытавшегося при помощи случайно оказавшихся в его руках штыков и пулемётов навязать свою волю всей революционной демократии. И потому ответственность за переживаемый нами кризис должна пасть на их головы».

Большевики сами впоследствии не отрицали своего участия в организации Июльского выступления, однако предпочитали не упоминать о попытке смены власти, ввиду её неудачи. Кроме того, большевики, прежде всего сам Ленин, как это будет видно в дальнейшем, в отличие от массы восставших и не ставили тогда перед собой цель свержения правительства: всё происшедшее они предпочли назвать в публикации в «Правде» от 5 июля «демонстрацией». Но П. Н. Милюков, считавший, что ленинцы вначале колебались в том, чтобы возглавить выступление, одновременно подтверждает, что общей целью самих восставших было именно свержение правительства: «От пулемётного полка рассылались эмиссары к другим воинским частям с приглашением принять участие в выступлении. У солдата, явившегося для захвата типографии „Нового времени“, был отобран документ, свидетельствующий об этой стороне подготовительной работы. Документ гласил: „Мандат. Сим уполномочиваются товарищи Гуреев, Пахомов и Никонов отправиться в Ораниенбаум для объявления постановления о вооружённом выступлении трёх батальонов 1-го пулемётного полка завтра, 3 июля, для свержения Временного Правительства и восстановления власти Совета рабочих и солдатских депутатов“… Эта сторона подготовки, несомненно большевистской по существу, видимо велась вне тесного круга большевистских вождей, и результаты её, сказавшиеся вечером 3 июля, были для них большой неожиданностью. Но уже несомненно, в круге их ближайшего ведения лежала другая сторона подготовки — создание центрального штаба революционного выступления. „Правда“ уже задолго объявила печатно своё решение „завоевать“ Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов»[108].

Что касается жертв, то их большевики отнесли на счёт «провокаций» со стороны «контрреволюционеров». Газета «Известия» в редакционном комментарии 6 июля подвела тягостный итог происшедшему: «Они добились гибели четырёхсот рабочих, солдат, матросов, женщин и детей, погибших во время панической бесцельной стрельбы вооружённой толпы. Они добились разгрома и ограбления ряда частных квартир, магазинов и в том числе разгрома квартиры председателя продовольственной управы нашего товарища Громана, делегированного революционной демократией… Они добились ослабления нашего фронта, ибо события 3 и 4 июля не могли не отразиться на правильности подвоза продовольствия и снабжения… наши товарищи на фронте принуждены были послать часть своих сил для защиты дела революции». Страницы многих газет были также наполнены скорбными публикациям о похоронах погибших во время Июльского выступления казаков.

Характерной оказалась в дни, последовавшие непосредственно за окончанием активной фазы Июльского выступления, реакция А. Ф. Керенского, уехавшего из Петрограда в самом начале восстания и вернувшегося уже в полностью успокоившуюся столицу. По свидетельству «Русского слова» от 7 июля, Керенский «обратился к публике с краткой речью, в которой указал, что революционное правительство найдёт средство предотвратить дальнейшие выступления предателей русского народа и неприятельских агентов».

Такую, вызывавшую обоснованные опасения в её устойчивости власть в то время мог узурпировать кто угодно. Мог это сделать и Ленин во главе со своим большевистским ЦК, но делать этого не стал, причём по очень простой, но веской причине: первым лозунгом восставших был «Долой Временное правительство!», а вторым — «Вся власть Советам!». И если с первым в то время многие были готовы согласиться, то к реализации второго Ленин был ещё не готов: большинство в Совете было у меньшевиков, и передать власть Совету после свержения Временного правительства означало бы передать власть меньшевикам. Сам Ленин так описал это положение в своём письме «Марксизм и восстание», отправленном из подполья в адрес большевистского ЦК в сентябре 1917 г.: «3–4 июля можно было, не греша против истины, поставить вопрос так: правильнее было бы взять власть, ибо иначе всё равно враги обвинят нас в восстании и расправятся, как с повстанцами. Но из этого нельзя было сделать вывода в пользу взятия власти тогда, ибо объективных условий для победы восстания тогда не было. / 1) Не было ещё за нами класса, являющегося авангардом революции. / Не было ещё большинства у нас среди рабочих и солдат столиц. Теперь оно есть в обоих Советах. Оно создано только историей июля и августа, опытом „расправы“ с большевиками и опытом корниловщины»[109]. Так что состоявшуюся в июле 1917 г. в Петрограде неудачную попытку государственного переворота можно (и следует) считать вполне удавшейся репетицией по отработке взаимодействия штаба большевиков с вооружённой массой солдат и матросов.

Несмотря на неоднородность состава и, соответственно, политических взглядов и убеждений членов Временного правительства, их отношение к большевикам было по большей части одинаково отрицательным — в особенности после едва не окончившегося государственным переворотом Июльского выступления. Однако и в этом, казалось бы, ясном вопросе, среди членов правительства обнаружились расхождения, которые сыграли решающую роль в очередной смене его состава, которую Милюков впоследствии назвал «первым кризисом власти и второй коалицией (3 июля — 28 августа)». Выяснение отношений внутри самого Временного правительства выплеснулось на страницы газет, в результате чего стали известны и подробности того, как была организована описанная ранее антибольшевистская кампания. Более того, именно в результате полемики по вопросу о публикации сведений, «разоблачающих» большевиков как германских шпионов, начался очередной кризис, приведший 11 июля к отставке министра-председателя кн. Г. Е. Львова и назначению на его место А. Ф. Керенского. Это назначение также стало одним из многозначительных итогов Июльского выступления.