Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон

Столкнувшись со столь жестоким и упорным запугиванием, не имея возможности защититься, города малабарского побережья начали сдаваться на условиях гостей с запада. Португальцы установили систему вымогательства на целый океан, принудили все корабли покупать сертификаты, отсутствие которых вело за собой уничтожение судна. Один из исламских правителей региона с ужасом сказал: «Неслыханно, чтобы кому-либо когда-то запрещали плавать по морям». Ситуация изменилась с приходом португальцев. Исламские торговые сообщества быстро поняли, что игра закончилась, и начали возвращаться домой. Бо́льшая часть африканского и малабарского побережий оказалась под контролем португальцев. Строились форты, а местным правителям запрещалось торговать с кем-либо, кроме португальцев, и по ценам, которые устанавливали захватчики[199].

Городской архипелаг Индийского океана, который мирно рос долгие столетия, столкнулся с насильственным разрушением. Встревоженный появлением чужаков мамелюкский султан в Каире собрал (при скрытой поддержке Венеции) флот, чтобы перехватить португальцев. Килва, небольшой, но очень богатый город, чьи мечети могли соперничать с кордовскими, был взят в 1505-м; Момбаса, большой и красивый торговый город, – разграблен и сожжен дотла вскоре после этого. Ормуз, представлявший значительную силу на море, сдался и оказался оккупирован. Индийский порт Кочин, над которым поднялась португальская крепость, стал центром торговли специями.

Используя его как базу, военный гений Афонсо де Альбукерке затеял новую кровопролитную кампанию в 1510 году. Город Гоа был взят и «очищен» (термин Альбукерке) от мусульман и мусульманских зданий. Дальше в поле зрения полководца оказался другой город: Малакка, величайший город-государство, жемчужина Индийского океана, который называли также Глаз Солнца.

Португальский писатель Томе Пиреш вспоминал, что в Малакке говорили на восьмидесяти четырех языках, что это был гигантский метрополис с населением в 120 тысяч человек. Словно лента, он протянулся на десять миль[200], зажатый между джунглями с одной стороны и морем с другой; в нем были тысячи крытых пальмовыми листьями домов, складов, храмов и мечетей, а процветал он за счет проходящих мимо кораблей. Порт, как говорят, вмещал две тысячи судов, от громадных китайских джонок до весельных сампанов[201]. Малакке было едва сто лет, но если верить Пирешу, то не оставалось сомнений в том, что «Малакка имеет такую важность и такую прибыль, что мне кажется – ей нет равных во всем мире»[202].

Глаз Солнца было очень подходящим прозвищем; как Палембанг ранее и Сингапур позже, Малакка являлась радиальным центром торговой сети, раскинувшейся от Китая и Японии, Островов Пряностей и Явы до Таиланда, Бирмы, Индии и Цейлона – и дальше до Африки, Персидского залива и Европы. Он находился на границе муссонной торговой системы и другой, опирающейся на Срединную империю, и здесь концентрировалась вся торговля. Специи, ткани, посуда, рабы, лекарства, благовония, драгоценные камни, фарфор, слоновая кость и золото приходили сюда из Азии и Африки; тут же оказывалась значительная часть европейских товаров, которые прибывали через Венецию и Каир. Малакка находилась в настоящем центре мира, была им.

Пиреш приводит впечатляющий список иностранных торговцев: они прибывали из Каира, Мекки, Ормуза и Адена; из Абиссинии и Килвы; там были турки и христиане-армяне, которые сталкивались с китайцами, бирманцами, японцами, сиамцами, камбоджийцами, выходцами из Гуджарата, Бенгалии, индонезийцами и малайцами; индусы из Каликута и тамилы с Цейлона; купцы из Брунея, Молуккских островов, Тимора, Сунды, Пегу, Мальдив… этот перечень можно продолжать. Купцы образовывали большие торговые корпорации и гильдии, распределяя риск и устанавливая цены и таможенные сборы примерно так, как это делала немецкая Ганза.

В метрополисе, где каждая улица и дом были частью бесконечного базара, вы могли купить что душа пожелает или рискнуть деньгами на самом продвинутом в мире финансовом рынке. Управляемая султаном Малакка стала невероятно богатой только за счет пошлин, взимаемых с международной торговли. Она превосходила даже блистающие города, которые португальцы уничтожили или захватили в Индии. «Человек не в силах оценить богатство Малакки, ее величие и прибыли. Малакка – город, созданный для торговли, наилучший, какой только можно представить». Португальские захватчики вроде Томе Пиреша, глядя на Малакку, начинали понимать, насколько тесно связаны разные части мира: «Кто бы ни был повелителем Малакки, он держит руку на горле Венеции»[203].

Так что ничего удивительного, что португальский флот скоро появился у Малакки. Португальцы пришли 1 июля 1511 года, оставив позади след из уничтоженных грузовых джонок. Три недели боевые корабли Альбукерке угрожающе стояли перед городом, выдвигая жесткие условия султану и обстреливая кварталы, чтобы обеспечить давление. Двадцать четвертого числа Альбукерке перешел в атаку. Ключом к Малакке был мост над разделявшей мегаполис рекой, тропический Риальто, на котором заключались сделки. В битве за мост закованные в доспехи португальские солдаты столкнулись под яростным солнцем с ливнем стрел, отравленных дротиков и с двадцатью обезумевшими боевыми слонами. Мост они захватили быстро, но, изнуренные жарой и влажностью, вынуждены были отступить.

Уличные бои были невероятно тяжелыми, большинство офицеров Альбукерке, напуганные ядовитыми дротиками и слепящим, изнуряющим солнцем, хотели бросить эту затею. Но адмирал удержал их, рисуя перспективы, что откроются после захвата богатейшего города мира. Десятого августа последовала новая атака, и в этот раз не было никаких внезапных прорывов на мост – бойню направляла железная воля и дисциплина Альбукерке. Под прикрытием пушек, которые сметали здания, португальские копейщики выстраивались квадратами, по шесть человек на каждой стороне, и двигались дюйм за дюймом по лабиринту улиц и переулков. Ни один мусульманин, ни мужчина, ни женщина и ни ребенок не имели шансов выжить. Девять дней эти подразделения занимались тем, что систематически выдавливали «врага» из города. Затем португальцам дали разрешение грабить, и снова – под жестким контролем. Поджоги запретили, отдельные дома пометили флагами, давая понять, что сюда доступ мародерам запрещен. Небольшие группы европейцев – моряки шли первыми – получали строго установленное время на грабеж; звук трубы обозначал время «закрытия супермаркета», после которого следовало возвращаться на корабли и уступать место следующей команде желающих пошарить на величайшем базаре мира.

К тому времени, когда все закончилось, политые кровью улицы Малакки оказались завалены вещами, которые победители не взяли, поскольку нагрузились еще более дорогими. Выброшенные алмазы блестели в грязи, тонкий китайский фарфор лежал разбитый и забытый; дамаск, шелк и тафта шелестели под ногами, на кувшины с мускусом никто не обращал внимания. Только этих вещей хватило бы, чтобы собрать королевский выкуп на рынках Венеции.