Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

Директор ЦРУ Джон Маккоун решил сообщить о решении Кеннеди экс-президенту Дуайту Эйзенхауэру. Экс-президент приехал прямо домой к директору разведки Джону Маккоуну. Экс-президент выглядел устало и отметил, что для свержения режима Фиделя Кастро внезапная атака была бы наилучшим решением. Однако на эту проблему приходится смотреть шире из-за уже готовых к войне русских ракет. Дуайт Эйзенхауэр со вздохом сказал, что он поддерживает план блокады (см. «Встреча с вице-президентом Л. Джонсоном, 21 окт. 1962 г.», в главе «ПапкаМаккоуна», Маколифф «Документы ЦРУ», с. 245).

После этого директор ЦРУ Маккоун проинформировал вице-президента Линдона Джонсона о планах по введению морской блокады. Джонсон терпеливо выслушал Маккоуна, а потом заметил, что «блокада — это плохой вариант! Нужна внезапная атака». На это Маккоун заметил, что он только что обсуждал это с экс-президентом Дуайтом Эйзенхауэром и тот однозначно поддержал вариант блокады. Джонсон недоверчиво посмотрел в глаза Маккоуна и добавил: «Не может быть! Ведь он так мечтал свергнуть Кастро, а лучше варианта, чем сейчас, и быть не может! Не ждал я от него такого, особенно после залива Свиней. Отказаться от реванша в такой удобный момент!» Маккоун сказал, что это так, но стратегические ракеты в корне все меняют. Линдон Джонсон понимающе кивнул и добавил: «Ну, если уж Эйзенхауэр поддержал блокаду. то, значит, это правильное решение. Тогда и я поддерживаю блокаду. Если вам надо в протоколе зафиксировать мое мнение, так и запишите, что Джонсон — за блокаду».

Вечером 22 октября в 19.00 по вашингтонскому времени (а в Москве было три часа ночи 23 октября) президент США Джон Кеннеди обратился в телеэфире к американской нации с заявлением о прокламации номер 3504 ио намерении ввести «морской карантин» в отношении Кубы. Кеннеди, в частности, выступая перед телезрителями, отметил:

«Стремительное превращение Кубы в важную стратегическую базу путем размещения на ее территории мощного, с большим радиусом действия и, несомненно, наступательного оружия массового поражения представляет явную угрозу миру и безопасности всех стран Северной и Южной Америки.

Эти действия также противоречат неоднократным заверениям советских руководителей о том, что советское военное присутствие на Кубе носит исключительно оборонительный характер. Но это скрытое, стремительное и необъяснимое развертывание коммунистических ракет в районе, который имеет особое историческое значение для Соединенных Штатов и других государств Западного полушария, есть нарушение советских заверений и вызов политике США и другим странам Западного полушария.

Это внезапное, тайное решение о размещении стратегического оружия впервые в истории за пределами советской территории (выделено мной. — А.Г.) является преднамеренным изменением статус-кво международной политики, которое абсолютно неприемлемо для нашей страны.

Сограждане, я хочу, чтобы вы поняли всю сложность и опасность стоящей перед нами задачи. У нас впереди — месяцы самопожертвования и самодисциплины, месяцы борьбы, которые будут проверкой нашей воли и нашей выдержки, месяцы опасности, таящие в себе множество неожиданных бед, незаслуженных обвинений и которые заставят нас быть начеку. Но главная опасность сейчас — ничего не делать. Именно поэтому мы вводим прокламацией? 3504 морской карантин по отношению к советским кораблям, направляющимся с грузом вооружения на Кубу».

В тот же вечер госсекретарь США Дин Раск собрал послов всех государств, аккредитованных в Вашингтоне, и объявил: «Господа, я был бы неискренним с вами, если бы не сказал, что сегодня мы находимся в таком серьезном кризисе, в котором человечество еще никогда не пребывало» (курсив мой. — А.Г.).

За 17 минут телевизионного выступления президента Джона Кеннеди мир стал другим. В США началась паника. «Неужели это война?» — спрашивали себя люди и запасались продуктами впрок. Полиция усиленно патрулировала города. Повсюду семьи запасались питанием, бензином, медикаментами. Студенты были напуганы и ходили в институты, опасаясь за свои жизни. Резервисты ожидали призыва. Дома, на работе и в барах народ оживленно обсуждал кубинскую тему, смотря по телевидению новостные выпуски, в которых показывали морские корабли и вылеты самолетов, отправку военных эшелонов с танками и солдатами в район Флориды. Напряженная атмосфера нагнеталась. Все тревожно ждали, что будет дальше.

К утру 24 октября частичная блокада Карибского моря со стороны ВМС США стала полной. Однако, по мнению американских военных, советские суда не отказались от своих намерений и продолжали идти на Кубу. Изначально Кремль действительно был настроен очень воинственно: «В случае требования военных кораблей США об остановке продолжать идти заданным курсом, не отвечая на запросы». Но это означало открытый конфликт!

Суть морского карантина была в следующем: согласно прокламации президента США? 3504, США требуют от всех судов, направляющихся на Кубу, полной остановки по требованию американских кораблей, предъявления всех бортовых документов, списка грузов, находящихся на корабле, допуска на корабль контролеров для осмотра грузов и определения их характера. В случае отказа командира корабля допустить на борт американскую команду для осмотра или в случае отказа следовать указанным ему курсом корабль будет подвергнут аресту и доставлен силой в американский порт. Зона карантина начиналась на расстоянии 500 морских миль от берегов Кубы, что составляет 927 км.

Поздним вечером 23 октября в советском посольстве в Вашингтоне встретились министр юстиции США и брат президента, Роберт Кеннеди, и советский посол Анатолий Добрынин. Роберт Кеннеди передал письмо президента о введении режима карантина вокруг Кубы, недоверчиво глядя в глаза советскому послу, который еще пару дней назад заверял Белый дом, что никаких ракет на Кубе нет. В это время как раз в Вашингтоне на приеме в советском посольстве был военный атташе генерал-лейтенант В.А.Дубовник, который заявил, что капитаны советских судов, следующих на Кубу, имеют приказ не подчиняться режиму блокады. Роберт Кеннеди процитировал Добрынину слова генерала Дубовника и попросил прокомментировать, как это понимать. Посол Добрынин пожал плечами: «Он — военный человек, ая — нет. Он лучше меня знает, что флот будет делать». «А как понимать заявление ТАСС, что «советская сторона не намерена выполнять процедуры блокады Кубы» и что «американские корабли будут потоплены, если мы остановим советские суда»?» — допытывался Роберт Кеннеди у Добрынина, но тот лишь развел руками: не он принимает решение, а Кремль. На это Роберт Кеннеди вспылил: «Не знаю, чем все это кончится, но мы намерены останавливать ваши суда!» — «Но это будет актом войны», — мягко сказал Добрынин. «С вами абсолютно невозможно работать! Наши требования — минимальны, а вы — ультимативны и не прислушиваетесь к доводам разума!» — парировал Роберт Кеннеди. Чуть позже, в «черную субботу» 27 октября, Роберт Кеннеди будет встречаться с советским разведчиком Александром Фоминым-Феклисовым, и на удивленный вопрос, почему брат президента не хочет встретиться с официальным лицом — Добрыниным, разведчик услышит: «Этому каналу связи мы не доверяем».

Начиная с 22 октября между Хрущевым и Кеннеди начался обмен письмами. Технически обмен посланиями с 22 по 28 октября 1962 года каждая сторона — советская и американская — проводила по двум каналам: по линии посольской шифровальной связи и через официальное лицо в виде подлинника. Отметим, прямой телефонной линии между Вашингтоном и Москвой не существовало, и это затрудняло понимание ситуации.