Всему свое время - Лариса Уварова

— Сегодня утром. Уже…

— Почему же мне никто не сообщил? — возмутился было он. — Как-никак мы с ней вместе жили последний год!

— Не знали, где вас найти. Знали, что вы в Москве, а на сколько… — извиняющим тоном произнес Женя.

Валерка только вздохнул. С этим не поспоришь.

Номер его мобильного Аня, конечно, знала, но вряд ли сообщала его своим родным. А здесь, здесь телефон, конечно, не отвечал.

— Пойдем, — предложил он, — я покажу, где ее вещи. Помогу.

Они вошли в спальню, Валерка достал Анин чемодан с верхней полки шкафа. Вдвоем они в полном молчании стали перекладывать в него Анины вещи. Когда эта работа была закончена, Валерка выдвинул ящик прикроватной тумбочки и оттуда переложил какие-то письма, пару блокнотов, несколько покетбуков. Потом увидел ее дневник — записную книжку в кожаном переплете и, поколебавшись всего мгновение, оставил его в ящике. Из ванной принес ее косметику. И еще кое-что по мелочам собрал по всей квартире.

— Все? — спросил Женя.

— Да, — кивнул Валерка, окидывая взглядом комнату. — Выпьешь? — предложил он, подходя к холодильнику, доставая оттуда бутылку водки и какую-то закуску.

Женя помолчал, постоял в раздумье.

— Да, — согласился наконец.

Валерка кивнул, налил две рюмки водки. Они подняли их, выпили, не чокаясь.

— А ты ее любил? — решившись, спросил Женя.

Валерка помолчал, прежде чем ответить. Обманывать сейчас не хотелось, но и сказать правду значило обидеть и его, и память о ней. Поэтому он так ничего и не сказал, опустил глаза. И это, наверное, получилось красноречивее любых слов, поэтому Женя встал, прошел к выходу, взял чемодан и сказал:

— Ну, давай, пока!

Валерка бросил ему вслед:

— Пока, — а когда дверь за ним захлопнулась, налил себе еще водки.

Позже он пошел в спальню, выдвинул ящик тумбочки и вынул из него Анин дневник. Открыл его наобум. Запись, которую он прочел, была сделана на следующий день после того их разговора. Она писала:

«Люблю ли я его? Не знаю. Он меня не любит, наверное, просто привык ко мне. На моем месте могла бы быть любая другая. Он смотрит на меня не как на свою женщину, а просто как на женщину которая сейчас рядом. И спит не со мной! Спит просто с женщиной. Я не чувствую себя полноценной, я ощущаю ущербность. Возможно, даже не догадываясь об этом, он унижает меня своим равнодушием. Но в черствости я не могу его упрекнуть. Нет. Наверное, лучше всего мне уйти. Но я не могу этого сделать. Потому что жизнь с ним, даже такая, лучше, чем жизнь без него. Люблю ли я его? Да…»

Валерка провел пальцами по странице, а потом тихо произнес:

— Прости меня, Анечка.

Больше никаких привязанностей, решил он тогда. И снова в его жизни стали появляться случайные женщины. И опять все вернулось к тому времени, до знакомства с Анной. Нет, ему не было больно, просто очень жаль, что она, такая молодая, погибла. Валерка побывал на кладбище, долго стоял у ее могилы и… порадовался тому, что не попал на ее похороны.

Он чувствовал свою вину перед ней, но эта вина не была глубока, не мучила его, и за это ему было даже стыдно, только так, лишь слегка. А в оправдание себе стал думать, что Аня сама выбрала для себя такую жизнь. Строчка из ее дневника о том, что «жизнь с ним, даже такая, лучше, чем жизнь без него», запала ему в душу. И он уцепился за нее, отгоняя прочие мысли, которые иногда, особенно по ночам, особенно в самом начале жизни без нее, конечно же появлялись. Но через пару таких ночей Валерка познакомился с какой-то девчонкой, привел ее к себе. И понял, что когда он не один, никаких мыслей в его голове не появляется и воспоминание об Ане его не мучит. Не мучило его воспоминание и о Светке. И вообще, у него появилось такое чувство, что он как-то заметно изменился, очерствел душой, слишком уж равнодушно воспринял случившееся.

Какое-то время Валерка жил, словно по инерции, ни о чем, кроме своего дела и своей фирмы, не задумываясь. А потом ему снова приснилась бабушка. Сон этот он запомнил так ясно, словно все произошло наяву. Странно, что снилась она ему только дважды: тогда, когда он, казалось, совсем уже обезумел от алкоголя, и вот теперь, второй раз, через три месяца после гибели Ани.

Он очень ясно видел бабушкины серые глаза в мелкой сеточке морщинок, ее немного хищный нос, высокий лоб, тонкие, редко улыбающиеся губы, седые волосы, всегда стянутые на затылке в пучок, всю ее стройную, высокую фигуру. Валеркина бабушка умела быть строгой и ласковой одновременно.

Во сне он гулял с нею вместе по цветущему яблоневому саду. Бабушка была одета в какие-то светлые одежды, и от нее, казалось, исходило сияние. Валерка смотрел на нее и не мог налюбоваться.

— Знаешь, — сказал он ей, когда они дошли до небольшой прозрачной речки, — ты всегда была для меня самой красивой женщиной на земле.

— Знаю, милый, — ответила бабуля. — Но скоро ты встретишь другую. И она станет для тебя не только самой красивой женщиной на земле, но и гораздо большим. Она станет твоей половинкой.

— Нет, — покачал головой Валерка. — Этого не будет, бабуля. Свою половинку я уже давно потерял.

— Не так, Валера, — возразила бабушка. — Та не была твоей половинкой. Ею будет другая. Но ты должен приготовиться, — и она легонько подтолкнула его к реке. — Иди искупайся.

Он зашел в воду, обернулся — бабушка стояла на берегу. Помахав ему на прощание, она пошла прочь. Валерка повернулся, погрузился в прозрачную, приятно холодящую воду. Течение, неожиданно сильное, понесло его прочь от берега, куда-то дальше.

Проснувшись, он долго еще лежал и смотрел в потолок, понимая, что после такого сна в его жизни что-то должно измениться. Что-то должно начаться, но вот только что?..

Он был уверен, что бабушка и на этот раз приснилась ему неспроста. Вспомнил ее, вздохнул. Как он любил бывать у нее в гостях! Только там и чувствовал себя по-настоящему дома. Бабуля никогда не приезжала в город, она недолюбливала Тамару, но Валерку… Валерку безусловно обожала, и всем лучшим, что в нем есть, он обязан ей и отцу.

Поэтому, когда бабушка умерла, он так болезненно и остро воспринял случившееся, так долго не мог смириться с потерей, так яростно бросал вызов тому, кто вершит свыше людскими судьбами.

Конечно, все это было усугублено тем, что он был молод, его еще не оставил юношеский максимализм. Валерка даже разумом не желал принять ее смерть, сопротивлялся ей, как только мог. Да ничего из этого не вышло. Ничего. Он погрузился в ледяную пучину отчаяния и страха перед смертью и именно поэтому принял то, судьбоносное, как теперь сам считал, решение излечиться от этого там, где смерти, как говорится, выше крыши. И излечился.

После этого сна Валерий снова вспомнил все, что было с ним тогда, и подумал, что бабушка, сказавшая ему такие странные и неожиданные слова о том, что Светка никогда не была его, возможно, и права. Если бы Светка действительно была его, его половинкой, разве она изменила бы ему? Или он теперь оставил бы ее? Ведь не обида двигала им на этот раз, в Москве. А что? Нежелание быть с ней. Он не хотел больше от нее ничего, особенно после этой ночи. Со Светой все кончено, и он сам провел черту, отделившую от нее его последующую жизнь. Что ж, поживем — увидим.