Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника - Владимир Иосифович Гурко

в соответствии с этим в управление земским отделом лишь в самом конце сентября 1902 г., я тотчас занялся подыскиванием лиц, способных быстро и толково, хотя бы с внешней стороны, исполнять работу по редактированию и мотивировке новых проектов положения о крестьянах. При этом я скоро убедился, что мои ближайшие сотрудники по земскому отделу для этого дела малопригодны.

Помощники управляющего отделом, число которых достигало четырех, были люди, достаточно знакомые с законодательной техникой, познания же их в области крестьянского быта были, так сказать, мелочного свойства и ни к каким общим выводам их не приводили. Так, Я.Я.Литвинов, впоследствии заменивший меня в должности управляющего земским отделом, по образованию, кстати сказать, врач, хотя и был мелким землевладельцем Симбирской губернии и последовательно занимал должности земского начальника и непременного члена губернского присутствия, но все же знаком был с крестьянскими распорядками, так сказать, лишь формально, насколько они отражались в разбиравшихся крестьянскими учреждениями делах. Творческой фантазией почтенный Яков Яковлевич не обладал, причем не был одарен и редакторскими способностями. Он был, несомненно, безукоризненно честный человек и чрезвычайно добросовестный работник, но ожидать от него какой бы то ни было смелой инициативы было бы напрасно. Впрочем, смелостью он вообще не отличался и принадлежал к числу добросовестных исполнителей, но отнюдь не людей с ярко определенными собственными взглядами. На Литвинова я мог вполне положиться в отношении ведения текущих дел, что тотчас же использовал, свалив на него почти всю обыденную работу, в полной уверенности, что всякое сколько-нибудь спорное дело он не решит, не переговорив предварительно со мной.

Иным человеком был Г.В.Глинка, впоследствии директор департамента и товарищ главноуправляющего землеустройством и земледелием в бытность таковым Кривошеина. Он был не чета Литвинову. Умный, талантливый, он был однако, скорее способен к административной организационной работе, нежели к работе кабинетной. Ведал он сельской продовольственной частью земского отдела, что поглощало все его время, и по этому одному привлечь его к деятельному участию в пересмотре крестьянского законодательства не было возможности. При этом Глинка, хотя и происходил из Смоленской губернии, был типичный хохол, не лишенный доброй доли хитрости, и отличался в особенности хохлацким упрямством и упорством; заставить его вникнуть в чужие мысли и их сколько-нибудь воспринять было чрезвычайно трудно. Любопытно, что одновременно собственных стойких убеждений он не имел, но зато твердо стоял на тех взглядах, которые в данную минуту разделял. Всего ярче это обнаружилось в вопросе крестьянского землеустройства. Во время революционного движения 1905 г. он превратился в горячего сторонника принудительного отчуждения частновладельческих земель и, служа в то время в Главном управлении землеустройства и земледелия, поддерживал направленный к осуществлению этой мысли проект Кутлера. Но вот наступила реакция, в ведомстве земледелия водворился Кривошеин, и Глинка изменил свои взгляды, всецело и искренне примкнув к мысли о повышении благосостояния крестьян посредством их переселения на обособленные хутора. Этим, однако, его превращения не кончились. Состоя во время кратковременного нахождения армии генерала Врангеля в Крыму министром земледелия, он составил проект земельного закона, на основании которого все частновладельческие земли переходили к крестьянам той волости, в пределах которой земли эти расположены. Проект этот по существу был верхом несообразности: значение его было чисто политическое, а именно направленное к привлечению симпатий крестьянского населения к Белому движению, но Глинка смотрел на него иначе и, по-видимому, искренне верил, что именно таким путем будет наилучшим образом разрешен весь аграрный вопрос, и поэтому с лихорадочной поспешностью стремился осуществить его на деле. Он даже не собирался пощадить того, что признали нужным сохранить большевики, а именно имение Фальц-Фейна Ascania Nova, с его единственным в мире рассадником самых различных диких пород животных, постепенно превращаемых в животных домашних. Впрочем, я должен сказать, что с Глинкой мы вообще как-то не сходились характерами, и хотя и сохраняли дружеские отношения, но взаимно чувствовали, что совместная работа для нас затруднительна. Моя оценка его личности поэтому, быть может, недостаточно объективна.

На должности третьего помощника управляющего отделом я застал некоего Илимова, перешедшего в Министерство внутренних дел из судебного ведомства, человека, определенно тусклого. Он ведал делами крестьянских учреждений судебного свойства и являлся одновременно как бы юрисконсультом отдела, но использовать его в области переустройства волостного суда было немыслимо. Впрочем, Илимов вскоре вернулся в Министерство юстиции, а на его место я выбрал по рекомендации сенатора А.И.Нератова К.К.Стефановича (сына протоиерея Казанского собора), занимавшего должность люблинского, а перед тем — тифлисского вице-губернатора и впоследствии назначенного сенатором. Ко времени его назначения работа по пересмотру узаконений о крестьянах была уже распределена, и потому участия в ней он не принимал, да едва ли и был бы для нее пригоден. Впоследствии он превратился преимущественно в ревизора местных крестьянских учреждений; роль эта ему вполне соответствовала.

Наконец, четвертым помощником управляющего отделом состоял Н.Н.Купреянов — человек очень серьезный и весьма толковый. По своему официальному званию Купреянов был непременным членом присутствия по крестьянским делам Царства Польского, председателем которого, по должности, состоял управляющий земским отделом; присутствие это являлось кассационной инстанцией по отношению к некоторым решениям присутствий по крестьянским делам губерний Царства Польского. Впоследствии Купреянов вплоть до мировой войны занимал должность сувалкского губернатора, откуда и был вытеснен занявшими губернию в феврале 1915 г. германскими войсками. По своим политическим взглядам Купреянов был убежденным консерватором и националистом, но, по иронии судьбы, состоял в близком родстве с наиболее передовыми земцами Костромской губернии, из которой сам происходил. Властный, требовательный по службе, он, к сожалению, отличался тяжелым характером и даже злобностью, вследствие чего был просто ненавидим как своими подчиненными, так и сослуживцами. По своему политическому облику Купреянов был типичным представителем старой русской государственности, сосредоточившей свои заботы и мысли на величии родины как целого и мало беспокоящейся о степени удовлетворения потребностей народных масс. К вопросам, касающимся русского крестьянского быта, он относился поэтому довольно равнодушно. Крестьянское дело в Царстве Польском он знал превосходно[230], причем там твердо отстаивал интересы крестьян против интересов землевладельцев, полагая, что это соответствовало русским государственным интересам.

Среди остальных, весьма многочисленных, чинов отдела многие были людьми выдающимися, но, к сожалению, очень мало из них можно было использовать для предстоящей законодательной работы. Так, например, И.М.Страховский, впоследствии вятский, а затем тифлисский губернатор и, наконец, сенатор, был человек высоко и разносторонне образованный и живо интересующийся всяким порученным ему делом, причем был знатоком государственного, а особенно административного права. Его участие в разработке положения о крестьянском общественном управлении было бы драгоценно; к тому же он обладал талантливым пером. Но упомянутое положение было уже выработано еще