Сейчас и больше никогда - Анастасия Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша внимательно рассматривала Елену: черноглазая, довольно плотная, решительная женщина. Ей подошло бы играть комиссарш – мчать во весь опор на бронепоезде, дымя папироской, а на талии – маузер в деревянной потертой кобуре. Но при этом Елена отдаленно напоминала Диму. Так делаются похожи друг на друга люди, долгое время прожившие вместе.
– …В известной мере хай-тек является последним в XX веке этапом эстетического освоения новых технических форм, начатого конструктивистами 20-х годов и продолженного структуралистами в 60-х. Вообще-то хай-тек в жилых интерьерах в чистом виде пока встречается не часто, гораздо больше он используется в комбинациях с другими стилями, начиная от «этники» и заканчивая неоклассикой. Новая бытовая техника, аудио-, видеоаппаратура требуют соответствующего окружения. Согласитесь, нелепо смотрелся бы суперкрутой телевизор или компьютер на бабушкином комоде! – Елена замолчала и неприязненно уставилась на Сашу.
– Значит, стало быть, такое вот холодное однообразие – металл, стекло, пластик…
– А вот и нет! – Елене было приятно спорить, не соглашаться с ней. – Ничто не украсит интерьер в стиле хай-тек лучше, чем большой сказочный аквариум с экзотическими обитателями! Настоящая шкура животного отлично разнообразит комнату и сделает хай-тековский интерьер домашним. Те, кому позволяют средства, могут купить у нас напольные покрытия, сшитые из шкурок животных.
– Но ведь… – Саше хотелось на чем-нибудь поймать Елену, но та резко перебила ее.
– Вопрос решается без всяких но. Классически точно! Вот камины в стиле хай-тек – последний писк, находка сезона. Живой огонь! Что может быть живее?
– Только Ленин, – все же смогла съязвить Саша.
Елена сделала вид, что не услышала, и продолжила говорить, чтобы не дать противной корреспондентке больше слова сказать.
– Камины в стиле хай-тек по праву можно назвать «одеждой для огня». Представьте, как красиво: геометрически четкие линии только очерчивают пространство огня, внешне будто не ограничивая его! В фаворе излюбленные материалы приверженцев стиля – черный металл, оружейная сталь и огнеупорное стекло. У нас по каталогам можно заказать, например, камины особой «техногенной» формы – призмы, пирамиды, многоугольники, кубы, трубы. Или вращающиеся чаши, которые будут свисать с потолка, а также интересные камины в виде аквариумов с огнем. При этом камин может быть частью сложной инсталляции, он может вращаться, искриться. Или камины в форме монументов! Вытяжка прячется в пол или в стену. Представляете: посреди комнаты – пирамида, а в ней под стеклом огонь! И все это, по-вашему, холодное?!
После ухода корреспондентки Елена с ненавистью забарабанила пальцами по столу. Бывают же такие отвратные люди! Один вид их вызывает нарастающее желание плюнуть им в морду! Да и корреспондентка ли она? Беседу их не записывала ни на диктофон, ни в блокнот. Больше похожа на шпионку из конкурирующей фирмы!
Мучаясь непонятным томлением, Елена вышла в зал, суровым кивком подозвала продавщицу.
– Эта ушла? Или еще околачивается тут?
– Ушла, Елена Вячеславовна.
– И ладно. Из какого, говоришь, она журнала?
– «Bête noire» какой-то. Никогда не слышала.
– «Bête noire», «Bête noire»… Нет, я что-то слыхала, – тягостно задумалась Елена.
– Можно у девчонок спросить.
– Вот еще не хватало! – Елена круто развернулась и ушла к себе.
До вечера она промучилась неприятным осадком на душе. Когда приехал Дмитрий и они стали ужинать, Елена вздохнула:
– У тебя сегодня все нормально?
– Да вроде.
– К вам туда никто не приходил?
– В смысле? – Дмитрий удивленно взглянул на жену. – Приходил, конечно.
– Я имею в виду какие-нибудь подозрительные личности?
– А, бандиты, хочешь сказать? Нет, все спокойно, как в Багдаде. А что? Приходили в магазин, директора спрашивали?
– Точно!
– Крышей интересовались?
– В том-то и дело, что нет! С этими я бы поговорила. А тут… вынюхивают, высматривают, что берут, что не берут. При этом подзаводят еще умело.
– Ерунда все это, – усмехнулся Дмитрий. – Ничего страшного. Впредь будешь умнее. Но если что – сразу забивай им стрелку. Бригада выедет к ним навстречу. Крыша у нас теперь – дай бог каждому…
На том разговор закончился. Остаток ужина прошел в молчании. Каждый думал о своем, как в землянке.
А Саша в тот же вечер, как говорят англичане – leave Moscow for her town, – покинула Москву для Губернского Города. И ей казалось, что теперь уже навсегда.
«…Праведные и мудрые и деяния их – в руке Божьей, и человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что перед ним. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не разумным – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех».
Книга Екклесиаста, 9: 11, 12
Ночной поезд «Москва – Губернский Город» дробно стучал на стыках, на стрелках, скрипел переборками, полками, хлопал незакрытой дверью в тамбур, катал пустую бутылку в проходе.
Саша сидела на нижней полке в темном углу, облокотясь о столик, подперев руками голову, и думала, думала… Ее попутчики давно уже спали, спал весь вагон, и поезд спал, летя в непроглядную дремотную бездну. И Саша тоже незаметно уснула, но и во сне продолжала думать:
«…Господи, прости меня, прости. Прости меня, Господи. Ты же знаешь, я не хотела. Но это… это выше меня. Стоило мне забыться, расслабиться на минуточку. На то и отпуск, чтобы расслабляться. Я согрешила: расслабилась в отпуске.
Что мне делать теперь? Что делать, Господи? Я все время, все время думаю о нем. Мечтаю… Господи, это грех! Избавь меня от этих греховных мыслей. Научи, как избавиться от них. Помоги смириться.
Мне так трудно, Господи. Так тяжело. Лучше бы мне было не ездить в Москву и не встречаться с его женой. Я теперь все время думаю: неужели она лучше меня? Почему он выбрал ее? Почему, почему кругом такая дикая, чудовищная несправедливость? !
Нет, я знаю – прости. Так нельзя думать. Это грех – гордыня! В твоем мире все правильно, все хорошо, все справедливо… Но я не понимаю, не вижу этого… Тогда открой мне глаза, чтобы я так не страдала. Чтобы не страдала! Господи, у меня больше нет сил страдать! Я больше не могу!..
Или помоги мне забыть его. Я хочу жить так, как будто не встречала его вообще. Как будто его не было на свете. Не существовало! Дай мне забыть его. Забыть!.. Я знаю, ты не пошлешь мне испытания выше сил, Господи. Господи…»
Не успела Саша вступить в свой темный коммунальный коридор, как телефон, примотанный изоляционной лентой к полочке на стене, задребезжал. Саша не спеша отперла свою комнату, так поспешно покинутую ею сутки назад, поставила сумку. А телефон продолжал, будто жалуясь на жизнь, надтреснуто дребезжать.