Линия разлома - Александр Афанасьев

– В каком смысле?

– Когда вы расстались?

– Это… не помню, если честно. Я поступала в «МИТ», зубрила, как сумасшедшая. Вот ему, наверное, было больно.

– Ты его потом видела?

– Нет. А зачем? Прошлое надо оставлять в прошлом.

Джен помолчала. Потом спросила:

– Как думаешь, кто они?

– Исламские экстремисты.

– Они знают то, чего им знать не положено.

– Наверное, прочитали что-то в Интернете. Сейчас много любителей потрепать языком.

– Ты же знаешь, что это не так. Про это в Интернете нет.

– Не думай об этом. Это приказ.

Но сама – думала.

– За что мы тут воюем? – сказала в темноте Холифилд. – Ты понимаешь, что они здесь легально, скорее всего? Как они сюда попали? Когда они здесь появились? Кого и от кого мы пытаемся защитить?

– Я сказала – не думай об этом.

– Тогда скажи, как нам сбежать.

– Пока не знаю…

– Надо дождаться, пока они выведут нас в туалет. Или снять видео. Тогда можно будет посмотреть, где мы.

– А если они отрежут голову одной из нас на видео?

– Не думай об этом, – в третий раз приказала Ли.

– Кстати… я хочу.

– Делай под себя.

– Что?!

– Делай под себя. Мне плевать.

– Господи…

– Лучше, если они утром посмеются над нами. Лучше, если они будут презирать нас. У меня нет никакого желания, чтобы один зашел к нам сейчас.

– Я буду терпеть. Пока могу.

В темноте обостряются все чувства, а страх усиливает их еще больше. Подполковник Люсинда Ли каким-то шестым чувством подозревала, что на улице что-то происходит… но гнала от себя эти мысли. Одно из тех правил, которые вбивают на курсах «СЕРЕ», – смирись с тем, что это надолго.

И тут на улице прогремела автоматная очередь. Глухой грохот «калашникова» – она отлично знала этот звук.

– Что это!?

– Лежи спокойно, – сказала она, – это, кажется, «Дельта». Или «морские котики».

– Господи…

Она не была в этом уверена на самом деле – это могла быть просто стрельба в воздух обдолбавшихся уродов или разборка. Но могло быть и так, что парни из спецгруппы парашютистов уже нашли их и сейчас сжимают кольцо.

– Люс…

– Заткнись и дай послушать.

– Нет… – Джен говорила быстро и горячно, – я не хочу с этим умереть.

– Заткнись.

– Если ты выживешь, знай, что моим первым парнем был мой отец. Он насиловал меня и сестру.

– Господи… Джен.

– Никто об этом не знал. Но я хочу… чтобы эта тварь заплатила… за все.

– Почему ты…

– Я сказала матери. Она избила меня, и больше я никому не говорила.

Где-то рядом оглушительно грохнуло ружье.

– Я знаю… вы все считали меня проституткой… сукой, помешанной на мужиках.

– Мы так не считали.

– Но это было так, понимаешь? Было – так. Я хотела…

– Просто не говори ничего.

– Нет. Поклянись, что если ты выберешься… пусть мой отец сядет в тюрьму. Я хочу, чтобы эта тварь сидела в тюрьме весь остаток жизни.

– Клянусь…

– Прости меня…

– За что?

Совсем рядом, рядом, за стеной – гулко стукнул «калашников».

– За все. Я…

– Ты не плохая, Джен. Ты одна из нас.

– Правда?!

– Все будет хорошо.

Что-то хлопнуло – и дверь комнаты, в которой их содержали, провалилась внутрь.

– Friendly! – как могла, закричала подполковник Ли.

Яркий луч фонаря, пробежавшись по комнате, остановился на них.

– Заложники!

– Есть! Мы нашли их!

Луч фонаря впился прямо в глаза.

– Смотри на меня! Смотри на меня!

– Есть! Я опознал их!

– Ваше имя, мэм…

– Люсинда… Люсинда Ли. Подполковник… ВВС. Со мной…

– Больше ни слова. Нам надо дождаться эвакуатора…

Один из спецназовцев присел рядом с ними, держа дверь на прицеле своего автомата. Второй достал нож.

– Руки и ноги, – подсказала Люсинда, – просто веревки.

Примерно через сорок минут послышались свист и грохот вертолетных турбин. Все это время они находились в комнате. Холифилд сломалась и плакала, она пыталась успокоить ее, как могла. Мелькнула мысль, что она не знает этих спецназовцев, – снаряжение у них было западное, но в том-то и дело, что знакомые ей парни из специальных авиакрыльев первым делом старались раздобыть все русское, чтобы «не выделяться», русское вооружение, русское снаряжение, даже русское нижнее белье. И, кроме того, она знала всех на расположенной рядом базе – просто потому, что служила там.

Этих – она не знала.

Вероятно, они были какой-то частью спецназа НАТО, базирующейся в Киеве, возможно, даже не американской. Как бы то ни было – они спасли их.

Про то, о чем они говорили до этого, они не перекинулись ни словом. Вероятно, Джен потом будет сильно сожалеть о том, что сказала… но она поступила правильно. Нельзя скрывать это. Только дьявол знает – какая мерзость может скрываться в тихих американских городках, сколько детей может пострадать от таких, как отец Джен. Их просто надо находить. Выжигать эту мерзость огнем.

Они сходили в туалет – обе, по очереди, прямо в комнате. Спецназовцы отказались вывести их, сказали, что опасно, – просто отвернулись. Но по сравнению с тем, что было до этого, все было так – мелким неудобством.

На улице больше не стреляли.

В комнату, где они были, зашел еще один из спецназовцев:

– Вертолет на подходе. Выводим их.

…

– О'кей, слушайте меня внимательно. Идете за мной, ты – держишься за ее пояс, ты – за мой. Вы стоите – я стою…

Тот, кто это говорил, был чем-то похож на немца. Даже голос у него был похожий – нудноватый.

– Парни, я все-таки офицер ВВС. И знаю правила.

– У вертолета пригнитесь…

Они вышли в комнату – первым шел стрелок, спасший их, затем Джен, она – следом, чтобы контролировать совершенно раскисшую подругу. В комнате еще стоял пороховой дым, лежал труп – увидев это, Джен истерично завизжала и дернулась. Не выдержала. Люсинда схватила ее, развернула к себе и влепила пощечину.

– Ты меня заколебала, сучка! – заорала она. – Ты офицер разведки ВВС! И веди себя достойно, мать твою!