Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

Шапи проснулся в поту. Но скоро понял, что это был всего-навсего сон, и успокоился. А успокоившись, вылез из шубы и огляделся. Его окружали старинные медные изделия, одно красивее другого. Но когда он увидел кувшин, сделанный сыном старика, все остальные изделия померкли перед ним. Стройный и гибкий, с контуром ласточки, тонко вычерченным на меди, он выделялся среди своих собратьев, как белый лебедь в стае черных лебедей. Шапи смотрел и смотрел на кувшин, не решаясь дотронуться до него руками, и на его глазах весенняя ласточка стала превращаться в Узлипат, вскинувшую тонкие руки, как крылья.

— Ворчами, сынок, сладок ли был твой сон в моей лудильне? — ласково спросил старик, входя в комнату.

— Спасибо, дедушка. Сон был очень сладкий.

— Гостя не спрашивают, надолго ли он пришел и куда еще держит путь. Но ты совсем молодой. Не будет ли мать беспокоиться о тебе?

— У меня нет матери.

— Ай-яй-яй! А отец?

— И отца нет.

— Выходит, ты круглый сирота? — Старик подошел и опустил тяжелую морщинистую руку на голову Шапи. — А куда держишь путь, сынок?

— Я еду в город, на курсы шоферов, — соврал Шапи и сам удивился, почему он выбрал именно шоферов. Просто это было первое, что пришло в голову.

— Молодец, сынок, — похвалил старик. — У тебя, я вижу, голова хорошо работает. Шоферы в колхозе очень нужны. А то все повадились в институты да в институты. Скоро, наверное, и чабанов будут брать с высшим образованием. А шофер — дело хорошее. И зарабатывают они не меньше ученых.

— Дедушка, — неожиданно для самого себя спросил Шапи, — что делать, если сильно-сильно нравится девушка, а она любит другого?

— Если она, сынок, любит другого, тут уж ничем не поможешь. Надо забыть ее.

— Это невозможно.

— Возможно, сынок, возможно. Ты думаешь, только с тобой случилась такая беда. У многих это было. И у меня тоже. Казалось, жизни без нее нет, умру — и только. А вот не умер. Даже женился.

— Я ни за что не женюсь! — горячо воскликнул Шапи.

— Не зарекайся. И полюбишь другую, и женишься. Тогда вспомнишь мои слова. А если девушка любит другого, с этим ничего не поделаешь. Ты, наверное, злишься на нее, обида в тебе так и кипит. А разве она в чем виновата? Вот ты… почему ты полюбил ее, а не Равзат?

— У нас нет Равзат, — вскочил от неожиданности Шапи.

— А кто у вас есть? Скажи, как зовут ее подругу?

— Патимат.

— Так полюби Патимат.

— Что вы, дедушка, — возмутился Шапи, — я же не могу полюбить Патимат, если уже люблю Узлипат.

— То-то и оно, — подхватил старик. — Так и она не может полюбить тебя, потому что ее сердце уже отдано другому.

— Дедушка, а почему так бывает? Почему бы ей не полюбить меня, если она для меня все, вся жизнь.

— А этого, сынок, никто не знает, — развел руками старик. — Даже, наверное, сам аллах.

— Все равно я украду ее, — упрямо проговорил Шапи, и в голосе его задрожали слезы.

— Э, сынок, не дело ты говоришь. «Украду»… Украсть девушку — дело нехитрое. Да какой в этом толк, если она тебя не любит. Украсть девушку можно только в одном случае…

— В каком, дедушка? — навострился Шапи.

— А когда оба жить друг без друга не могут, а родители против. Вот тогда не грех и украсть. Ты лучше оглянись вокруг, сколько у нас красивых девушек! И нежных, и верных. Клянусь тебе, сынок, ты найдешь свое счастье, обязательно найдешь.

— Ах, Шапи, какой ты странный! Я уже полчаса смотрю на тебя, а ты и не замечаешь. Скажи, и чего это ты бормочешь себе под нос?

Шапи вскинул голову. Смутился. Покраснел. Побледнел. Словно девушка, стоявшая сейчас на пороге, подсмотрела самые затаенные его воспоминания.

— Готов мой кувшин? — спросила Мугминат.

Шапи виновато покачал головой.

— Знаешь, вчера мы устраивали проводы Машиду. А сегодня с утра Узлипат принесла этот кувшин, очень интересная работа, наверное, восемнадцатый век. А тебе ведь не срочно?

— Ну конечно, — надула губы Мугминат, — я могу подождать, если у нее загорелся дом и потушить его можно только водой из этого кувшина.

«Вах! — воскликнул про себя Шапи. — Я-то считал ее застенчивой, думал, она и слово сказать стесняется, а она-то, оказывается, острая как колючка».

«Вай, — подумала про себя Мугминат, — видно, мало этой гордячке одного жениха, она еще и второго от себя не отпускает?»

Вслух же он сказал:

— Не сердись, Мугминат, я сделаю тебе кувшин к послезавтрему. Идет?

Вслух же она сказала:

— Мне, конечно, не к спеху. Это я так, пошутила. В общем, не спеши. — И она, мелькнув легким подолом цветастого платья, вылетела из лудильни, как случайно залетевшая бабочка.

А Шапи, подняв голову от кувшина Узлипат, почему-то с грустью смотрел ей вслед. Но грусть эта была светлой и даже радостной.

XVI

ЗАМЫСЕЛ АМИНАТ

Мугминат проснулась оттого, что у нее зачесался подбородок. Она приоткрыла один глаз. У постели стоял ее младший братишка Омар и теперь пытался дотянуться заячьим хвостом до ее уха.

— Фу, вредный! Отстань! Могу я, в конце концов, выспаться! — сердито пробормотала девушка и натянула на голову красное одеяло.

— Ха-ха, выспаться! Все уже давно на работе! Лежебока! Лежебока! — закричал он, на всякий случай отскакивая подальше от кровати.

— Отстанешь ты или нет, противный мальчишка, — и Мугминат, вынырнув из-под одеяла, пустилась за ним.

— А у меня письмо, а у меня письмо! — хохотал Омар, пряча руку за спину.

— Письмо? — навострилась Мугминат. — Врешь!

— А вот и не вру!

— Тогда давай сюда! — Она пыталась поймать его руку.

— И даже знаю, от кого, — дразнил ее брат.

— А ну давай сюда!

— А вот и не дам!

И между братом и сестрой завязалась борьба.

— Мугик! — пропыхтел Омар, все-таки выскользая из ее рук. — Давай по справедливости: я тебе письмо — ты мне коробку.

— Какую еще коробку?

— А ту, на которой нарисован хоккеист.

— Вот еще, это же подарок.

— Ну и что, подумаешь, — не отставал Омар. — На что тебе с хоккеистом, ты же девочка.

— Ну ладно! — сдалась Мугминат. — Постой, а где ты взял письмо?

— А мне Халисат дала. Я его с самого утра прятал от бабушки. А ты не обманешь?!

И Омар не очень доверчиво протянул ей солдатский треугольник.

Письмо было от Машида. Он писал, что служит под Минском, что скучает, что хотел бы переписываться с ней, если она не против. А еще он писал, что приближается тридцатилетие Победы и будет хорошо, если Мугминат как