Вечеринка моей жизни - Ямиль Саид Мендес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему эта песня? – спросил он, наклоняя голову, чтобы коснуться губами ее уха.
– Как ты догадался, что я ее выбрала?
– Да ладно, – ответил он. – Я видел анкеты, и это твой почерк, Паласио. Кроме того, Кензи сказала, что в тот единственный раз, когда он приехал сюда, то выглядел так, словно предпочел бы отправиться на войну. Он придурок, и мы все это знаем. Я считал, что мы это уже прояснили.
В сердце Нади вспыхнуло негодование. Почему Кензи рассказывала об этом за ее спиной? Но потом Надя поняла, что гнев был направлен не только на помощницу Маркоса, которую, должно быть, распирало от зависти при виде танцующих Маркоса и Нади. Нет. Единственным объектом ее гнева был Брэндон.
И она сама.
Она продолжала говорить, что все вокруг, кроме нее самой, видели признаки ее неудачных отношений. Но откровенно говоря? Она тоже их замечала. Она просто проигнорировала их.
– Ты прав. Я выбрала эту песню, даже несмотря на то, что Брэндону она не нравилась.
– Почему же ты тогда ее оставила?
Припев нарастал, наполняя ее сердце бушующими эмоциями.
– Потому что мне нравится думать, что в этой песне поется обо мне, – прошептала она.
Маркос некоторое время ничего не говорил, но, когда она почувствовала, как мышцы его спины плавно двигаются под ее рукой, мысли Нади окрылились. Только тонкий кусочек ткани отделял ее кожу от его, и она фантазировала о том, проводит пальцами вниз по его позвоночнику. Боялся ли он по-прежнему щекотки, как в молодости?
Но затем он нарушил молчание.
– Слова песни прекрасны. Я видел документальный фильм об этой группе. Сестра автора песен написала стихотворение, и он превратил его в песню. Все думают, что это о любви всей его жизни, но в интервью он признался, что она написала это для своего прошлого и будущего «я». Он сказал, что любить себя как родственную душу – это самое важное, что можно сделать, – голос Маркоса затих вместе с мелодией.
Она не знала, что сказать. Она никогда не считала себя любовью всей своей жизни. Конечно, не обязательно было быть религиозным человеком, чтобы знать, что великая заповедь в Библии и других священных книгах состоит в том, чтобы любить своих ближних как самого себя, как Бога.
Надя мечтала, чтобы Брэндон любил ее так, как она того хотела, и совершенно забыла, что единственный человек, который может любить ее безоговорочно, – это она сама.
– Я не знаю, смогу ли это сделать.
– Ты уже это делаешь, – сказал он ей на ухо, их сердца бились в унисон, пока они скользили по полу. – Что мешает тебе любить себя беззаветно?
Песня подходила к концу, а затем внезапно сменилась реггетоном на испанском, который гремел по радио все лето. Надя рассмеялась, когда увидела, что бабушка Коронел хихикает, как маленькая девочка. Она переключила музыку.
Опытной рукой Маркос закружил ее и нагнул. Не улыбаясь, она посмотрела прямо ему в глаза, и когда его взгляд скользнул к ее губам, она опустила ресницы, испугавшись намерений, которые он не успел скрыть.
Надя всем телом жаждала, чтобы он ее поцеловал, чего он, конечно, не сделал. Как и тем вечером в коттедже, он, казалось, воздвиг между ними стену. И Надя не винила его. Ее жизнь была в полном раздрае, а он, казалось, держал свою под контролем. Кто она такая, чтобы появиться и все усложнить?
Зал разразился аплодисментами, и когда Маркос поднял ее обратно, и она открыла глаза, ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.
Она была не одна, танцующая с очаровательным принцем в облаках.
Она была в бальном зале заведения, окруженная семьей Коронелов, и Надя заметила, что прибыло еще больше людей: ее отец, дяди и стайка ее двоюродных сестер, включая Лолу и Джианну с отвисшей от шока челюстью. Все мужчины выглядели так, словно вывалялись в грязи, судя по травинкам, торчащим из темных с проседью волос ее отца и грязи на ботинках ее дядей. Чем они занимались?
Биса тоже увидела их и помахала им рукой. Она и бабушка Коронел, казалось, стали лучшими подругами, стоя рука об руку.
– Иди сюда, Эрнесто, и потанцуй теперь со своей дочерью, она уже попрактиковалась со своим женихом.
– Женихом? – потрясенно повторили все в помещении.
Ничуть не смутившись, Маркос принял вызов и, протянув руку, сказал:
– Не слишком долго танцуй со своим отцом, любимая. Я буду скучать по тебе.
* * *
Маркос
Он понятия не имел, откуда взялись эти слова, почему он согласился с Бисой.
Прабабушка Нади, возможно, и не вспомнит этот момент через пару часов, но он не смог бы забыть, как и остальные присутствующие, даже если бы все они притворились, что поддались на этот обман.
Он ненавидел себя молодого за то, что сбежал от Нани.
Он ненавидел свое будущее без нее.
Он был трусом и дураком.
Но Маркос не был лжецом.
Если уж на то пошло, он был обычным трусливым влюбленным дураком, и откуда бы ни взялись эти слова, они были правдивы. Надя была его любовью, и когда все это закончится, он будет скучать по ней.
Прошло много времени с тех пор, как он испытывал это ощущение одновременного погружения в приключение и эйфории, которую не мог подарить ни один химикат. В течение последних нескольких лет, как только его сердце начинало испытывать к кому-то хоть малейшую заинтересованность, Маркос разворачивался и убегал. Но сейчас, с Надей, казалось, что годы разлуки пролетели как одно мгновение.
Временами, когда Бри не получала роль после удачного прослушивания, или у нее был плохой день, когда она обслуживала столики, ей нравилось представлять альтернативные реальности. Она любила представлять, что в другом измерении, вместо того чтобы обслуживать столики или претендовать на роли без реплик, она была суперзвездой, намного круче, чем Джей Ло и Сальма.
Возможно, в другой реальности Маркос не сбежал бы и танцевал бы вот так с Нани каждый вечер, называя ее своей любовью и скучая по ней каждую секунду, которую они проводили порознь.
Но он застрял в этом измерении, здесь он был просто владельцем свадебного заведения, в котором должна была проходить ее отмененная свадьба.
Как он мог все еще что-то чувствовать после стольких лет? Маркос едва ее знал. Он и десять лет назад почти ничего о ней не знал. Но сердце руководствуется отнюдь не логикой. И прямо сейчас его нелогичное, хрупкое сердце говорило ему, что он будет любить эту женщину до