Одна невеста на двоих - Ирина Горячева

Слава небесам, Леа дышит.

— Я рядом. Пожалуйста, держись, — продолжаю говорить с ней и засовываю руку в карман брюк, чтобы достать галаком. — Всё будет хорошо, девочка моя.

Леа вдруг вздрагивает всем телом, и я читаю по её губам.

— Спаси его, Эл.

— Леа… — Я не успеваю уточнить, кого она имеет в виду.

Взгляд падает на руку, покоящуюся на животе. Пальцы Леары чуть заметно подрагивают. И я моментально всё понимаю.

Леа беременна. От меня? От Люциана?

Мысленно даю себе подзатыльник. Да какая к хренам разница! Этот ребёнок будет НАШИМ! Но сначала нужно…

Я глажу Леару по руке, успокаивая. И уже набираю несколько цифр номера врача, когда чувствую на коже что-то. Поднимаю руку Леа и переворачиваю ладонью вверх.

На сгибе локтя отчётливо видно тёмно-красное пятно с точкой в центре. Место укола.

Стоит подумать об этом, и прямо на моих глазах под кожей из этой точки вдруг лениво выползает и тянется тонкая грязно-синяя нитка поражённого кровеносного сосуда.

Сосуда, по которому, отравляя и убивая, течёт яд.

— Твою мать! Твою, бля…

Дрожащей рукой запихиваю галаком обратно в карман. Он бесполезен. Врач не спасёт Леа. Её не успеют даже просто довезти до больницы.

Яд уже отравил кровь и очень скоро разнесётся по всему организму. Один за другим начнут отказывать органы.

Осталось максимум минут десять, чтобы ввести антидот. Он на время остановит распространение токсина. Тогда можно будет погрузить Леа в искусственный сон и провести полную очистку крови, отделив и удалив яд.

Подхватываю Леару на руки, вскакиваю с пола и бегу к лифту, приговаривая на ходу:

— Держись, девочка моя. Борись за нашего ребёнка. И за себя.

Я не знаю, слышит ли меня Леа, понимает ли хоть слово. Но мне больше всего на свете хочется, чтобы слышала и знала, что мы с Люцианом сделаем всё для того, чтобы она и наш ребёнок выжил.

А потом… Потом, когда жизни наших любимых будут вне опасности, клянусь, если понадобится, мы перевернём небо и землю. Мы найдём и её грёбаного папашу Нирза, и драную суку Кимберли.

И если с Леа и малышом хоть что-то случится, я лично накручу патлы Ким на кулак и размозжу её красивую башку о ближайшую стену!

Долбаный лифт, наконец, спускается и открывает двери. И я бегу по холлу, по знакомым коридорам, бережно прижимая к себе мою девочку. Мою Леа.

Сколько раз я ходил по этим коридорам? Сколько раз бывал в холле? Но думал ли, что однажды буду вот так бежать, неся на руках свою умирающую любимую?

— Всё будет хорошо… — успокаиваю скорее себя, чем её.

Офис «Видара Григгс», конечно, не больница. Но в лаборатории есть всё, что необходимо: палаты сохранения жизни, капсулы искусственного сна, и там есть антидот.

А ещё там буду я… Мы оба с Люцианом будем рядом. Всегда.

Главное сейчас успеть остановить распространение яда.

Ногой распахиваю створки дверей в лабораторию и, не замедляя шаг, спешу по проходу в отдельный бокс с оборудованными палатами.

Перепуганные, побледневшие сотрудники расступаются, шарахаясь в сторону, а я ору охрипшим от волнения голосом:

— Подготовить палату сохранения! Активировать капсулу! Живо! Инъекцию антидота и медика мне! Шевелитесь, мать вашу!

Заскакиваю в палату и кладу уже бессознательную Леару в открытую капсулу. Держу мою девочку за руку, следя, как продолжает расползаться по венам токсин.

Хочется выть от бессилия и беспомощности, ломая и круша всё вокруг. Но это, увы, не спасёт жизнь Леа и малыша.

Кто-то из подоспевших сотрудников отнимает у меня её руку и укладывает, вытягивая вдоль туловища. Осматривает недолгие пару секунд.

— Ей что-то вкололи. Судя по цвету кожи вокруг очага, не больше тридцати-сорока минут назад. И, кажется, она беременна. Две-три недели, — выпаливаю я скороговоркой всё сразу.

В палату вбегает врач с кейсом для оказания первой помощи. Сотрудники о чём-то переговариваются, но я слышу только отдалённые голоса и ускоряющийся грохот собственного сердца. И совсем не разбираю слов.

Последнее, что вижу, как врач открывает кейс, склоняясь на Леарой. К нему присоединяются два ассистента.

За всеми остальными манипуляциями мне приходится следить уже сквозь небольшое окошко в двери.

После того, как персонал закроет капсулу и покинет помещение, включится автоматическая очистка воздуха и дезинфекция. Всё должно быть стерильно.

Касаюсь ладонью холодного стекла и прошу, как будто Леа может меня слышать:

— Живи, девочка моя. Живи.

Понятия не имею, сколько времени проходит. И как долго стою так. Страх за жизнь Леа и ребёнка отступает, когда вижу, как закрывают, наконец, капсулу. Только после этого я соображаю, что нужно сообщить Люциану.

И где его до сих пор носит?!

Но ещё до того как достаю галаком, за спиной раздаётся голос брата.

Леара

Открываю глаза, и меня тут же ослепляет яркий свет. Моргаю, пытаясь избавиться от рези и выступивших слёз.

Тело слушается довольно плохо, словно принадлежит не мне, а кому-то чужому. Хоть и с трудом, но я всё-таки умудряюсь пошевелиться и повернуть голову.

Хочу понять, где нахожусь. Потому что последнее, что помню, рождает в сознании только боль и страх. И ещё, пожалуй, сожаление. О том, что дважды совершила одну и ту же ошибку. Открыла дверь незнакомому человеку.

Первые несколько мгновений я вижу только слепящее яркостью белое пространство вокруг. Но вскоре сквозь него начинают проступать разноцветные пятна. Очертания предметов.

И самым последним пятном среди всего этого разноцветья выделяется силуэт человека.

Я ещё не различаю черты его лица. Ещё не понимаю, мужчина или женщина передо мной. Улавливаю только цвет силуэта — чистый и белый, как снег зимой на моей родной Земле.

— О, боги, я умерла, попала в рай и теперь вижу ангела?

Я даже не сразу соображаю, что произношу это вслух.

«Ангел» вздрагивает, взлетает вверх и в следующее мгновение вырастает прямо передо мной.

— Моя малышка Леа. Как же ты напугала нас.

— Люциан? — удивляюсь я искренне и тру глаза, надеясь, что светлый силуэт приобретёт чёткость. И это, как ни странно, помогает.

Контуры «ангела» медленно меняются и теперь он, действительно, становится похож на человека. На Люциана Григгса, моего жениха.

Он поправляет накинутый на плечи белый халат, присаживается на краешек кровати и накрывает мой живот ладонью. Даже через одежду и простыню я чувствую проникающий под кожу жар, исходящий от его руки.