Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

— Это от Ларса, — она задыхалась от слез. — Это подарок вам на защиту.

Анна нехотя взяла коробку.

— Откройте, — сказала Биргит.

Анна сняла крышку, подняла яично-желтый слой ваты, который лежал сверху, и увидела серебряную цепочку с кулоном. Кулон состоял из двух частей — яйца и пера. Анна проглотила комок и взглянула на Биргит.

— Как красиво, — сказала она.

Биргит улыбнулась сквозь слезы. Она по-прежнему сидела слишком близко, так что Анна чувствовала запах ее слез и ощущала отвратительное тепло от ее тела. Анна не хотела больше здесь находиться. Ни минуты.

— Я не знаю, зачем вы врете, но знаю, что врете. И до тех пор пока вы будете врать, вы можете на меня не рассчитывать. Спасибо за чай.

Только выйдя на улицу, она поняла, как сильно дрожит.

Анна села в автобус и поехала обратно в университет. Она попробовала дозвониться Йоханнесу, но после пары гудков включился автоответчик. Автобус поравнялся с полицейским участком Беллахой, завернул на Фредерикссундсвай, и тут она заметила на тротуаре Сесилье. Та шла, наклонившись вперед и обвязав волосы шарфом, потом подняла глаза, увидела автобус и побежала к остановке. Анну она не заметила. Несмотря на погоду, на ней были сапоги на высоких каблуках и бежевое пальто с кожаной отделкой, шикарное, но недостаточно теплое.

Почему они такие разные? Почему мать Анны часто смотрит на нее как на марсианку? Сесилье проходила теперь мимо окна, возле которого сидела Анна, в задней части автобуса. Она поскользнулась, но смогла удержать равновесие, втиснулась в переполненный автобус и стала так, что Анна могла беспрепятственно ее рассматривать. Сесилье выглядела изнуренной. Обычно она всегда пользовалась красной помадой, но сейчас у нее были потрескавшиеся ненакрашенные губы, и, похоже, она недавно плакала. Из-за Анны? Из-за маленькой Лили? И все-таки она не звонила. Зато звонил Йенс. Семь раз с тех пор, как она бросила в трубку. Как шпион из игры «Стратего», который жаждет прощупать почву, жаждет умереть за знамя. На эти звонки отвечал ее автоответчик.

Сесилье стояла, держась за кожаную петлю на поручне. Анна была наполовину спрятана за табло с ночным расписанием автобусов, поэтому ей стоило только немного пригнуть голову — и она оказалась в укрытии. Она разглядывала мать, и ей хотелось плакать. Она так скучала по ней. Когда Анна встретила Томаса, она решилась немного отпустить Сесилье. Иди же, мама, думала она. Стань толстой, круглой, пеки блины, но отойди. У меня теперь своя семья, ты мне больше не нужна. Не так, как раньше, по крайней мере. Она попыталась заставить Томаса принять на себя все те функции, которые годами выполняла Сесилье. Утешение, поддержка, солидарность. На какое-то короткое время она даже убедила себя, что это удалось. Потому что ей так этого хотелось. Потом карточный домик рухнул, и Анна упала на землю. И кто приходит, когда ты лежишь на земле? Мама.

Сесилье немного повернула голову, и Анна видела теперь ее профиль. Она думает обо мне, мелькнула у Анны мысль. И все-таки не звонит, и все-таки решила подождать, пока я не пойду на сближение. Это Анна прекрасно знала. Они выходили на одной и той же остановке, вместе с пятнадцатью другими пассажирами. Анна держалась в самом конце, а Сесилье не поднимала глаз. Она пошла по Ягтвай так быстро, как только позволяли каблуки. Анна остановилась на углу и смотрела ей вслед.

Зайдя в университет, она столкнулась в коридоре с Элизабет.

— Подвезти вас в субботу? — спросила та. — На похороны, я имею в виду. Я могу заехать за вами в четверть первого, хотите? — Элизабет осторожно посмотрела на Анну: они практически не разговаривали со времен их недавней стычки.

— Да, спасибо, — ответила Анна. — Я вообще-то не собиралась туда идти. Но потом передумала.

— Рада это слышать, — теплым голосом сказала Элизабет.

— Ничего нового? — спросила Анна.

— Да нет, — протянула Элизабет. — Только эти ужасные слухи. — Ее глаза на миг опустели.

— Какие слухи? — невинно спросила Анна.

— Говорят, что в нем было полно паразитов, личиночная стадия свиного цепня. Что в его тканях сидело несколько тысяч личинок и они-то и привели к коллапсу, — Элизабет испуганно посмотрела на Анну.

Анна вздохнула. Должна ли она это подтверждать?

— Перестаньте слушать сплетни, — сказала она наконец и ласково положила руку на плечо Элизабет. Элизабет кивнула. Ну да, тоже верно.

Анна пошла дальше по коридору. Надо найти главного зануду датской полиции. Что, черт побери, такого тайного в этих паразитах?

Анна почувствовала, что проголодалась, открыла ящик Йоханнеса и нашла упаковку печенья. Печенье оказалось размякшим и сахаристым, но она съела все. Потом выпила стакан воды, включила компьютер, проверила почту, в двенадцатый раз вычитала корректуру выводов в своем дипломе, погрызла ноготь, почесала голову, и когда совсем исчерпала запас оправданий, позвонила в Оденсе Улле Бодельсен.

Трубку подняли после пятого гудка, когда Анна уже собиралась нажать на отбой.

— Да?

— Меня зовут Анна, — сказала она, чувствуя, как стучит сердце.

— Добрый день, — голос звучал вежливо.

— Это может показаться немного странным, — поспешила сказать Анна, — но я ищу женщину, которая работала патронажной сестрой под Оденсе примерно двадцать восемь — двадцать девять лет назад. Ее звали Улла Бодельсен, и… ммм… я нашла ваш номер в Интернете.

Голос в трубке рассмеялся:

— Господи ты боже мой, подумать только, что мой номер есть в Интернете. Я совершенно ни в чем таком не разбираюсь. Я сейчас на пенсии, но я действительно проработала там патронажной сестрой больше тридцати пяти лет. Чем я могу вам помочь?

Вопрос сам по себе был вполне обычным, только из-за того, что Анна так нервничала, ей казалось, что все это звучит так странно. Отец и дочь. Йенс и Анна Белла. Мама лежала в больнице из-за проблем со спиной, поэтому отец и ребенок жили одни. Она их не помнит?

— Хм. Это нелегко, — она снова рассмеялась, потом задумалась. — Я должна бы такое помнить, тогда не так много отцов сидело с детьми, в основном матери. Хотя в начале семидесятых такое все-таки встречалось. Пока еще было равенство, — сухо сказала она. — Анна Белла. Не самое обычное имя. Вас назвали в честь кого-то?

— В честь яблока, я думаю, — сказала Анна.

— Хмм, нет, мне это ни о чем не говорит.

У Анны упало сердце.

— Ага, — разочарованно сказала она.

— Где вы жили тогда? Иногда география помогает сдвинуть память с места.

— В Брендерупе, под Оденсе. Хёрмарксвай, — ответила Анна.

В трубке помолчали.

— Да-да, все правильно. Я много раз туда приходила. Все эти хиппи-коммуны. Там все время рождались дети, — она снова засмеялась. — Но нет, к сожалению, вряд ли могу вам чем-то помочь.