Лягушка под зонтом - Вера Копейко

– Точно, не гигант. Но дорого стоит, – заметил Никита.

– Да уж, – согласилась Ольга.

– Вы тоже так думаете?

– Я просто знаю...

Никита тоже знал, но не собирался говорить ей о Мазаеве, о тех неприятностях, которые доставил ему баран. Который должен изменить жизнь атабасков.

Но не только их.

Никита смотрел на нее, глаза Ольги блестели нетерпением и еще чем-то. Какой-то новой решимостью. Он приготовился услышать, что сейчас она объявит, что уезжает на Крайний Север.

Но ее лицо переменилось, она снова посмотрела на барана.

– Простоватый, я бы сказала. – Низко наклонилась над ним, как когда-то над колодцем, чтобы рассмотреть лягушку...

Никита шагнул к ней и, как тогда, едва заметно прижался бедром к ее бедру. Он почувствовал, что она замерла, но не отодвинулась. Только щека порозовела.

Потом Ольга быстро повернулась к Никите и выпалила:

– Зоя Григорьевна выходит замуж за атабаска из Канады. И уезжает туда.

– Вот как? Как же община? – изумился Никита, не до конца осознавая причину странной радости.

Ольга усмехнулась:

– Оказывается, любовь сильнее всего на свете. Никогда бы не подумала. – Она покачала головой.

– Вы не подумали бы так... о любви?

– Да нет, о Зое Григорьевне. Знаете, что она сказала? Что семья – это та же самая община.

– Вы так не считаете? – спросил он.

Она пожала плечами:

– У меня такой семьи не было. Я жила то с бабушкой, то с родителями. А вы?

– У меня тоже нет, – сказал Никита. – Я жил с няней большую часть жизни. Моя собственная семья не состоялась.

– Сейчас такая семья почти у всех. – Ольга махнула рукой. – Все меньше похожа на семью.

– Вам это не нравится? – спросил он.

– Нет, – сказала она. – Уже нет, – добавила Ольга, но не объяснила.

– Так что же – ваша Зоя Григорьевна уезжает, тогда кому теперь нужен этот тотем? – Он кивнул на фигурку на столе.

– Как это – кому? Зоя Григорьевна верна себе. Она собирается руководить общиной из-за океана.

Никита помолчал.

– Но если она будет жить в Канаде, значит, вам незачем ехать на Крайний Север, Ольга? – тихо спросил он.

– Незачем, – согласилась она.

– Я рад.

Она смотрела в его лицо не отрываясь.

– П-правда? – прошептала она.

– Да. Вы... ты сама знаешь. Ты все знаешь с первой встречи. Как и я...

Он протянул руки, обнял ее. Она прижалась к нему так тесно, что не могла дышать.

Зачем ей дышать? Он готов был даже дышать за двоих.

Никита медленно стащил с нее куртку, подвел к оттоманке, старинной работы, она была такая широкая...

Молча они упали на нее, так же молча разделись...

То, что происходило между ней и Никитой, означало – она оттаяла. Как тундра в июле, когда все хлюпает кругом, когда кричат розовые крачки не своим голосом.

То, что было прежде, с Алексеем, – это только действие. Она прочитала, что должна делать, что испытывать. Знала, когда стонать, когда вздыхать. Она даже царапала его спину, как от невероятного возбуждения. На самом деле ничего не чувствовала. Объяснение своим ощущениям тоже нашла: она, Ольга, относится к числу холодных женщин. Алексей не говорил, что она арктическая женщина, она сама сказала ему, и, как бывает, он повторил это за ней. «Ледышка...» – вот как называл он ее. Она думала, что на самом деле замерзла в Арктике навсегда...

Может быть, еще и поэтому ей пришла в голову глупая мысль – завести ребенка без любви к мужчине...

Сейчас ей было жарко. Ей было горячо. И так сладко, что никакой мед не сравнится с этой сладостью. Так вот, внезапно вспомнила она из детства, вот каким медом была намазана дочка тети Ули, на которую летали мужчины, как мухи на мед.

Она тихо засмеялась, Никита оторвался от ее груди, к которой припал как младенец, одними глазами спросил – что не так?

– Щекотно, – снова засмеялась она. Он тоже – вместе с ней.

Ольга всматривалась в высокий потолок с лепниной и не узнавала себя.

– Тебе хорошо? – спросил он, когда она лежала на его плече.

– Да, – сказала Ольга. – Очень.

– Знаешь, я как будто не я... – Он дернул плечом.

– Я тоже. – Она повернулась, уткнулась ему во влажную шею.

– С тобой я не чувствую себя ненужным, отверженным.

– Я тоже, – призналась она.

– Но разве ты чувствовала себя так когда-то? – спросил он.

– Чаще всего. – Она усмехнулась. – Моя подруга Надя, ты ее знаешь, из Храмцово, объяснила, что так чувствуют себя те, которых... не долюбили в детстве. Или вообще не хотели, чтобы они родились. Потом они родили своих детей, они их тоже не долюбили, потом их дети...

– Наши дети положат этому конец, – сказал Никита. – У тебя умная подруга.

– О-о... Не то слово. Надя приезжает в конце недели. Она хочет попасть на концерт в Большой зал консерватории. Церковный хор исполняет сочинения епископа, кажется, Иллариона.

Никита помолчал.

– Послушай, мне пришла в голову замечательная мысль. Почему бы ее мужу не обвенчать нас? В Храмцово? Ты согласна?

– Конечно.

Она уже не видела лепнину на потолке, а только его глаза над собой...

– Я люблю тебя, – выдохнул он.

Ольга удивилась, он прочел ее удивление, замер над ней.

– Правда? – спросила она.

– Ты никогда не слышала таких слов? Даже после такой вот ночи?

– У меня никогда не было такой ночи. Я вообще не думала, что такие слова произносят на самом деле. Не в шутку, не в романах, не в кино.

– Но я люблю тебя. Я знаю это так же точно, как то, что мы сейчас с тобой делаем, – заявил он.

– И что? – Она засмеялась.

– Нет, ты скажи, – пробормотал он, утыкаясь ей в шею.

– Любим друг друга, – прошептала Ольга.

– Ну вот, ты сказала это. Стало быть, говорят, когда любят.

Никита так крепко обнял ее, что Ольга почувствовала биение его сердца, хотя оно было довольно глубоко в большом теле.

– Это тебе, – сказала Ольга. – Подарок. Сегодня, помнишь, какой день?

– Годовщина нашей свадьбы, – сказал Никита. – Что это? – Он принял коробочку, перевязанную белой тонкой ленточкой.

– Я тебе говорила, что хочу попробовать сделать кое-что новое.