Сердце стального дракона. Лекарь поневоле - Кира Иствуд

— Властитель, спасибо. Спасибо! Я не верила, но… 

“Получилось!” — думаю я, но почему-то не ощущаю радости.

Дракон морщится, сжимает правую руку в кулак. Я с тревогой вижу, что судьба девочки застыла шрамом на мужском запястье. Язва на груди дракона осталась прежней, но вокруг уже нагнетается холод, от которого сводит зубы и дерёт горло. Плохой знак. Как бы щупальца болезни не потянулись выше...

Мне тревожно. Тревожно, что судьба маленькой дикарки осталась на Шейне. Тревожно из-за холода кругом. Как многого я не знаю? Я считала, что драконы не забирают судьбы из-за самомнения, но что если есть куда более веские причины? Почему я раньше об этом не подумала?

С волнением я смотрю, как Шейн кладёт руку уже на голову Виоле.

Дракон набирает полную грудь воздуха, словно перед нырком в глубину. Его рука медленно скользит по волосам женщины, спускается на её щёку. Виола, восторженная, счастливая, льнёт навстречу мужской ладони, а у меня в груди словно штопор проворачивается. Мне страшно за Шейна. 

Этот страх нашёптывает, что необходимо остановить процедуру, но я не двигаюсь.

“Шейн знает предел своих сил! Он не согласился бы на что-то слишком опасное”, — мысленно успокаиваю я себя, но помогает слабо, ведь гордость дракона подобна бескрайнему океану. Шейн лучше сожжёт себя изнутри, чем признается в слабости. Проклятье!

Сжав кулаки до белых костяшек, я слежу за происходящим.

Шейн сосредоточен и напряжён, как натянутая струна, он чуть перебирает пальцами, словно пытается нащупать что-то, ухватить за ускользающий край. Буквы на лице женщины качаются, наливаются ярко алым. 

Виола улыбается шире и шире, и вдруг её улыбка ломается. Рот удивлённо распахивается.

— А-а, больно! — кричит она, отдёргиваясь от дракона, словно его ладонь — это раскалённый утюг. Шейн тоже отшатывается. Язва на его груди разрастается прямо на глазах. Уродливые чёрные щупальца поглощают ключицы, зигзагами расчерчивают мужскую шею.

Магия разливается холодной волной, колючей изморозью покрывает жёлтые камни, ледяной коркой нарастает на крыльях дракона. Я хочу броситься к Шейну на помощь, но он жестом останавливает меня, коротко показывает на ребёнка, что плачет навзрыд в паре шагов. Я киваю. Подхватив малышку, отсаживаю подальше от опасной волны магии. И тут же спешу назад.

Сидя на земле, Виола щупает своё лицо, пробегается пальцами по щекам, обводит уродливый шрам судьбы.

— Не ушло, — бормочет она, а потом кричит, скаля зубы, впиваясь ногтями в собственные щёки: — Не ушло! Забери… Забери же!

— Не выйдет, — отвечает Шейн. Голос у него севший, хриплый, мощная грудь тяжело вздымается. — Ты уже приняла свою судьбу. Для тебя нет пути назад.

— Нет-нет, я не принимала! — ошалело бормочет Виола. 

— Отнеси свою дочь к границе, стража заберёт её и определит в хорошую семью. 

— А как же я?!

— Ты поддалась предсказанию. Оно стало частью тебя. Его можно вырвать только вместе с твоей душой.

— Нет. Ох, нет… не может быть! Проверьте ещё раз! — дикарка тянется к дракону, но тот останавливает её одним лишь взглядом — тёмным, пустым, полным неизбежности.

— Ты убивала для облегчения гнёта судьбы, — тон Шейна режет. Сам он — воплощение неизбежного рока. Крылья широко раскрываются за его спиной. — Ты приняла свою участь, дикарка. Проклятие мёртвых земель покинет тебя лишь с последним стуком сердца.

— Нет… Как же так. У меня не было выбора! — мотает головой Виола. — Это давление невозможно терпеть… Невозможно! Вы обещали! Эти судьбы… я же ни в чём не виновата. Ни в чём! Это всё вы... Вы, драконы! Всё из-за вас! — худое лицо искажает злоба. 

Шейн морщится как от зубной боли, на секунду прикрывает глаза, прикладывает пальцы к виску, а я вдруг замечаю, как Виола ведёт ладонью по песку, цепко обхватывает булыжник и поднимает, чтобы швырнуть в дракона.

Бессмысленной злобный жест отчаявшейся женщины, но меня прошибает такой волной гнева, что кажется вскипит кровь. Я стремительно выступаю навстречу и залепляю Виоле звонкую пощёчину. Камень падает из её ладони.

— У тебя совсем мозгов нет? — мой голос звенит от негодования. — Ты должна быть благодарна, для тебя сделали всё возможное! Твоя дочь свободна!

— А как же я?! — шипит Виола. — Ты теперь на стороне крылатого, девка?

— Этот, как ты выразилась, крылатый, спас меня и твою дочь от смерти! Он честнее, благороднее и добрее многих людей! Ты не представляешь, какую ношу тянет стальной Властитель! У тебя голова взорвалась бы даже от десятой части того, что выдерживает он! Бери своего ребёнка и убирайся отсюда, пока я тебе ноги не переломала!

Во время моей тирады выражения лица Виолы меняется от злости к страху. Она поднимает взгляд на дракона, а потом, сомкнув губы в линию, отползает, подхватывает притихшую дочку и, больше не оглядываясь, уходит прочь.

Я лишь надеюсь, что её материнского чувства хватит на то, чтобы позволить своему ребёнку жить нормальной жизнью. Шейн дал девочке шанс, и хорошо бы она им воспользовалась.

Я поворачиваюсь к дракону. Он смотрит на меня так, словно увидел впервые. Сквозь безразличную маску пробивается удивление и толика недоверия. Я же не отвожу взгляда от язвы. Чёрные разводы оплетают шею и мощный торс, скользят по рельефным кубикам пресса. Мой взгляд тянется к шраму на запястье дракона. 

Я шагаю ближе, осторожно касаюсь мужской руки, придерживая кисть, поднимаю к глазам.

Острые буквы кажутся чужеродными на бледной коже. К ним страшно прикоснуться. Значит, моя земная судьба также перенеслась на дракона? А где она теперь? Какой была?

— Спасибо, что дал ребёнку шанс и… И извини, я не знала, что это происходит именно так, — говорю виновато. — Эта судьба… что она с тобой делает? Как ощущается?

Шейн несколько секунд молчит, пристально изучая моё лицо. Холод вокруг успокаивается, подтаивает изморозь, каплями стекая по камням и изогнутым драконьим крыльям. Мы стоим так близко, что я чувствую запах дыма и цитруса, смотрю на губы Шейна. Нормально ли хотеть их поцеловать? Поможет ли это? И почему так тяжело в груди, словно вместо сердца камень.

Шейн натягивает ухмылку, отгораживаясь, делает шаг назад. 

— Лучше объясни, что это только что было? — спрашивает он. Его голос звучит почти нормально.

— Ты о чём?

— О твоей громкой речи.

— ...какой? — меня берёт краска. — Я сказала что-то не так?

Шейн окидывает меня долгим взглядом.

— Даже не