Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

Люди Ожана, покрикивая, подталкивали их, а когда солдат начал бить одного из близнецов Зорнакян прикладом винтовки, я попытался вмешаться.

Схватившись за дуло, я громко потребовал, чтобы он прекратил избивать мальчика, но другие солдаты окружили меня, и на мою голову обрушился град ударов. В этот момент раздалась команда отпустить меня, я поднял глаза и увидел Назима Ожана.

– Возвращайтесь в больницу, доктор Стюарт, – велел он мне.

– Вы не имеете права так обращаться с этими людьми! Никакого права! Это бесчеловечно!

– Напротив, у меня есть на то полное право! Это моя страна, и мне не могут диктовать условия иностранцы! То, что происходит в Империи, – не ваша забота! Послушайтесь моего совета, доктор Стюарт: занимайтесь тем, что у вас получается лучше всего. Доктор Троубридж уже доставил нам слишком много хлопот, как для неверного.

* * *

– Почему дети здесь? – спросил я Хетти, войдя в дом и увидев, что они лежат в корзинках, ящиках стола или просто на простынях на полу.

– Младенцев может кто-нибудь забирать, – сказала она, касаясь моей губы. – Но нам все равно нужны кормилицы. И помощь в кормлении остальных.

По-прежнему не нашли Гохар, и никто не знал, где Ануш. Я встал и потянулся за своей шляпой.

– Куда ты идешь? – спросил Пол.

– За помощью.

– Ты зря потеряешь время. Вали ничего не сделает.

Я сказал ему, что брат Абдул-хана был моим пациентом, к тому же я собирался обращаться не к вали, а сразу к полковнику. Пол рвался идти со мной.

– Ты никуда не пойдешь!

– Я не собираюсь просто сидеть и ждать, пока Ожан и его мясники вырежут всю деревню.

– Ты под домашним арестом. Если не хочешь вернуться в тюрьму, ты останешься здесь.

– И просто ничего не делать? Как ты не делал бог знает сколько времени?

Мы уставились друг на друга, стоя в маленькой комнате, испытывая невыразимую боль и гнев. Меня как током ударило – оказывается, я ничего не знал об этой стране! Мне не следовало приезжать в это богом забытое место.

Но если и была хоть какая-то надежда искупить свою вину, ее мог дать только Абдул-хан. Если я поспешу и удача будет сопутствовать мне, то у меня получится убедить его прекратить это безумие.

– Да, ты прав, я ничего не делал. Я ошибался! – согласился я.

Пол покачал головой.

– Но я еду к Абдул-хану и будут просить у него письмо, дающее защиту всем жителям деревни и всем армянам Трапезунда.

– Письма уже ничего не изменят, Чарльз. Разве ты не понимаешь?

– Я все равно поеду. И прошу тебя остаться здесь. Как друг прошу. Если ты покинешь деревню, они арестуют тебя. Хетти и дети останутся сами! Пожалуйста, Пол, останься с ними. Ты единственный, кому я доверяю. Я прошу тебя… умоляю, останься здесь и охраняй их.

Открыв входную дверь дома матери, Ануш заглянула внутрь. Ребенка она несла на перевязи.

Посредине комнаты лежал стул, кровать Гохар под лестницей была аккуратно застелена, все предметы были на своих местах. Справа была открыта дверь в комнату Хандут, Ануш вошла туда. Кровать была сдвинута и стояла под углом к стене, одеяло и простыни были скомканы и валялись на полу. Из-под подушки выглядывала одежда. Девушка подняла белье матери. Под кроватью лежал один чулок, а за ним проглядывало что-то черное.

Она стала на колени и заглянула под кровать. Ботинок. Один. Ботинок бабушки.

– Мамочка…

– Не сейчас, Милли! Пойди выгляни в окно, может, увидишь Пола. И где Манон? Томас, этот ребенок, что до сих пор плачет, ты пытался накормить его молоком с ложки?

– Пытался, но он не ест.

– Проголодается – поест. Пытайся еще раз! Элеанор, одному из этих младенцев нужно сменить пеленки. Ты уже нарезала новые из той ткани? Судя по запаху, нам понадобится очень много пеленок.

– Мамочка!

– Я сказала, не сейчас, Милли. Иди найди Шарлотту!

– Оно странного цвета!

– Что «оно», Элеанор?

– Эта штука в пеленке ребенка. И плохо пахнет.

– Дорогая, все пеленки плохо пахнут. Томас, положи того ребенка и помоги Лейле с рисом. Как только он будет просеян, отнеси его в холодильную комнату.

– Оно красное!

– Красное? В пеленке? У какого ребенка?

Элеанор подвела маму к одному из детей, вяло лежащему на развернутой пеленке. Они сразу же почувствовали запах гниения. У ребенка, девочки приблизительно шести месяцев, был восковой цвет лица, лоб был холодным и липким на ощупь. Время от времени она выгибала спинку и тоненько и жалобно стонала. Хетти высвободила ножки ребенка и увидела кучку кровавого кала.

– Бедное дитя!

Между спазмами ребенок лежал неподвижно, глаза его были закрыты и он не реагировал на внешние раздражители.

– Ребенок пил молоко?

– Нет, вообще ничего.

– Иди принеси теплой воды и чистую ткань. Роберт, есть не горячая вода?

– Уже несу!

– Налей в бутылку. – Женщина вытерла рукавом вспотевший лоб. – Милли, открой дверь, здесь слишком жарко.

– Мамочка!

– Что, Милли, дорогая?

– На улице стоит мужчина.

В нескольких метрах от задней двери стоял капитан Джахан Орфалеа, держа фуражку в руках.

– Я ищу Ануш Шаркодян, госпожа Стюарт.

Жена доктора скрестила руки на груди. Джахан несколько раз встречал доктора, но его жену видел впервые. Она ничего не скажет турецкому военному, спрашивающему о красивой армянской девочке.

* * *

Несколько дней назад Джахан узнал, что команда капитана Ожана должна была способствовать эвакуации армян из Трапезунда. Солдаты уже выполняли подобное задание в Эрзуруме с предсказуемыми результатами. Насилие, пытки, убийства.

Тем утром Джахан шел по деревне с Армином. Услышав крик девочки, они пошли узнать, что происходит, и оказались позади рынка.

Некоторые лотки были сожжены или разломаны, улицы, отходящие от главной площади, были пусты, на самой площади слонялись лишь несколько голодных собак.

Старик в тюрбане, метущий выложенный плиткой пол в кофейне, подозрительно посмотрел на них, не обращая внимания на крики, доносящиеся из переулка позади этого заведения.

Три солдата в конце переулка, сменяя друг друга, развлекались с совсем юной девушкой.

Джахан схватил мужчину, стоящего перед ней на коленях, и отшвырнул его. Вскинулись кулаки, посыпались оскорбления, но солдаты немного успокоились, когда увидели знаки отличия на его форме.