Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Мой бледнолицый друг прав. Облако прошло над головой Чингачгука, глаза его померкли, и слабость прокралась в его ум. У моего брата сильная память на хорошие дела и слабая на дурные. Он забудет.

— Да, это нетрудно. Не будем больше говорить об этом, вождь. Но если другое такое же облако проплывет над тобой, постарайся отойти в сторону. Облака часто мешают даже на небе, но когда они помрачают нам рассудок, то это уже никуда не годится. А теперь садись со мною рядом, и потолкуем немного, что нам делать, потому что скоро сюда явится посол для переговоров о мире или же нам придется вести кровавую войну. Как видишь, эти бродяги умеют пользоваться бревнами не хуже самых ловких сплавщиков на реках, и им нетрудно будет нагрянуть сюда целой ватагой. Я полагаю, всего умнее будет сложить товары старика Тома в ковчег, запереть «замок», а в ковчеге уплыть. Это подвижная штука, и с распущенным парусом мы можем провести много ночей, не опасаясь, что канадские волки отыщут дорогу в нашу овчарню.

Чингачгук выслушал этот план с видимым одобрением. Было совершенно очевидно, что, если переговоры закончатся неудачно, ближайшей же ночью должен последовать штурм. Враги, конечно, понимали, что, захватив «замок», они завладеют всем его содержимым, в том числе и вещами, предназначенными для выкупа, и в то же время удержат в своих руках уже достигнутые преимущества. Необходимо было принять какие-нибудь меры, ибо теперь, когда выяснилось, что ирокезов много, нельзя было рассчитывать на успешное отражение ночной атаки. Едва ли удалось бы помешать неприятелю завладеть челноками и ковчегом, а под прикрытием ковчега нападающие были бы так же хорошо защищены от пуль, как и гарнизон «замка». Одно время мужчины предполагали затопить ковчег на мелководье и отсиживаться в «замке», убрав челноки внутрь. Но, поразмыслив немного, они поняли, что этот способ обороны обречен на неудачу: на берегу легко было собрать бревна и построить плот любых размеров. А ирокезы непременно пустили бы в ход это средство, понимая, что настойчивость их не может не увенчаться успехом. Итак, по зрелом обсуждении, два юных дебютанта в искусстве лесной войны пришли к выводу, что ковчег является для них единственно надежным убежищем. О своем решении они немедленно сообщили Юдифи. У девушки не нашлось серьезных возражений, и все четверо стали готовиться к выполнению своего плана.

Читатель легко может себе представить, что имущество Плавучего Тома было невелико. Две кровати, кое-какое платье, оружие, снаряжение, кухонная утварь, а также таинственный и лишь до половины обследованный сундук представляли собою самое существенное. Все это вскоре собрали, а ковчег пришвартовали к восточной стороне дома, чтобы с берега не заметили, как переносят вещи. Решили, что не стоит сдвигать с места более тяжелые и громоздкие вещи, так как они вряд ли понадобились бы в ковчеге, а сами по себе не представляли большой ценности.

Переносить вещи приходилось с величайшими предосторожностями. Правда, большую часть их удалось передать в окно, но все же прошло не меньше двух или трех часов, прежде чем все было кончено. Тут осажденные заметили плот, приближавшийся со стороны берега. Зверобой немедленно схватил трубу и при ее помощи убедился, что на плоту сидят два воина, видимо, безоружные. Плот подвигался очень медленно; это давало важное преимущество обороняющимся, так как ковчег двигался гораздо быстрее и легче. В распоряжении обитателей «замка» оставалось достаточно времени, чтобы подготовиться к приему опасных посетителей; все было закончено задолго до того, как плот подплыл на близкое расстояние. Обе девушки удалились в свою комнату. Чингачгук стал в дверях, держа под рукой несколько заряженных ружей. Юдифь следила в окошечко за всем происходящим. Что касается Зверобоя, то он поставил табурет на краю платформы и сел, небрежно держа карабин между коленями.

Когда плот подплыл ближе, обитатели «замка» напрягли все свое внимание с целью убедиться, не имеют ли гости при себе огнестрельного оружия. Зверобой и Чингачгук ничего не заметили, но Юдифь, не доверяя своим глазам, просунула в окошечко подзорную трубу и направила ее на ветви ясеня, устилавшие плот и служившие сиденьем для гребцов. Когда медленно подвигавшийся плот очутился на расстоянии пятидесяти футов, Зверобой окликнул гуронов и приказал им бросить весла, так как он не позволит им высадиться. Два свирепых на вид воина не посмели ослушаться этого требования и в ту же минуту встали со своих мест, хотя плот еще продолжал медленно подвигаться вперед.

— Вожди вы или нет? — спросил Зверобой с величественным видом. — Вожди ли вы? Или минги послали ко мне безыменных воинов по такому делу? Если так, то чем скорее вы поплывете обратно, тем раньше здесь появится воин, с которым я могу говорить.

— Хуг! — воскликнул старший индеец, обводя огненным взором «замок» и все находившееся поблизости от него. — Мой брат очень горд, но мое имя Расщепленный Дуб, и оно заставляет бледнеть делаваров.

— Быть может, это правда, Расщепленный Дуб, а быть может, и ложь, но я вряд ли побледнею, поскольку и так родился бледным. Но что тебе здесь понадобилось и зачем к легким челнокам из коры ты подплыл на бревнах, которые даже не выдолблены?

— Ирокезы не утки, чтобы гулять по воде. Пусть бледнолицые дадут им челнок, и они приплывут в челноке.

— Неплохо придумано, но только с нами это не пройдет. Здесь только четыре челнока, и так как нас тоже четверо, то это как раз составляет по челноку на брата. Впрочем, спасибо за предложение, хотя мы просим разрешения отклонить его. Добро пожаловать, ирокез, на твоих бревнах!

— Благодарю! Юный бледнолицый воин уже заслужил какое-нибудь имя? Как вожди называют его?

Один миг Зверобой колебался, но вдруг приступ человеческой слабости овладел им. Он улыбнулся, пробормотал что-то сквозь зубы, затем гордо выпрямился и сказал:

— Минг, подобно всем, кто молод и деятелен, я был известен под разными именами в различные времена. Один из ваших воинов, чей дух вчера утром отправился к предкам в места, богатые дичью, сказал, что я достоин носить имя Соколиный Глаз. И это потому, что зрение мое оказалось острее, чем у него, когда между нами решался вопрос о жизни и смерти.

Чингачгук, внимательно следивший за всем происходящим, услышал это и понял мимолетную слабость своего друга. При первом удобном случае он расспросил его более подробно. Когда молодой охотник признался ему во всем, индейский вождь счел своим долгом передать его рассказ родному племени, и с той поры Зверобой получил новое прозвище. Однако, поскольку это случилось позже, мы будем продолжать называть молодого охотника тем прозвищем, под которым он был впервые представлен читателю.

Ирокез был изумлен словами бледнолицего. Он знал о смерти своего товарища и без труда понял намек. Легкий крик изумления вырвался у дикого сына лесов. Затем последовала любезная улыбка и плавный жест рукой, который сделал бы честь даже азиатскому дипломату. Оба ирокеза обменялись вполголоса несколькими словами и затем перешли на тот конец плота, который был ближе к платформе.

— Мой брат Соколиный Глаз послал гуронам предложение, — продолжал Расщепленный Дуб, — и это радует их сердца. Они слышали, что у него есть изображения зверей с двумя хвостами. Не покажет ли он их своим друзьям?