Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

— Бу! У-у-у-у! Бу-бу! — продолжал реветь молодой человек, начав руками раскачивать клетку из стороны в сторону и с видимым наслаждением наблюдая, как канарейка, пугливо выбрасывая в стороны крылышки, пыталась балансировать на жердочке.

Действия Рукомоева были глубоко противны Юрию, родив в нем множество неприятных эмоций. Обида и боль за полюбившегося питомца горьким чувством разлились в груди, подкатили к горлу. Он хотел остановить товарища, но в то же самое время что-то внутри него препятствовало этому, не давая вмешаться. В душе Юрий чувствовал, что, сделав открытое замечание другу, высказав очередной упрек, он опять создаст напряжение в компании, в чем его в последнее время так часто обвиняли и чего он всячески старался избегать. Эта бессознательная мысль останавливала сейчас его, и он, не сходя с места, в бессилии смотря на действия товарища, продолжал терпеливо ждать, пока тот не угомонится сам.

И действительно, не чувствуя поддержки со стороны товарищей (так же как и Юрий, не видя ничего смешного в действиях друга, Ринат и Каюмов с безразличными лицами потягивали свои напитки, вовсе отвернувшись от него), Рукомоев вскоре оставил птицу в покое и, взяв бутылку пива, присоединился к ним за столом.

Как только он отошел от клетки, канарейка выпорхнула из нее и перелетела в люстру, на излюбленное свое место под лампочкой, резким и шумным маневром вновь обратив на себя внимание друзей.

— Ха! Она тебе весь светильник засрала! — громко усмехнулся Рукомоев, тыча пальцем в изрядно испачканное пометом стеклянное дно люстры.

Глава XIII

Пивная находилась далеко, и друзья поехали на машине Каюмова, который согласился не пить сегодня и побыть за рулем. У него было чем расслабиться: Юрий отдал ему оставшиеся со вчерашнего вечера папиросы с марихуаной, и он собирался выкурить их возле бара вместе с Ринатом, Рукомоевым и Легковым.

Заведение, куда вскоре прибыли друзья, представляло собой нечто вроде пивного ресторана, в котором можно было не только насладиться вкусно сваренным пивом, но и плотно поесть что-нибудь наподобие шашлыка или немецких колбасок. Помещение пивной было большое, но довольно уютное, с приглушенным светом, ненавязчивой музыкой и множеством столов, за одним из которых друзей уже дожидались Завязин и Легков.

— Ну что, поздравляем с успешной защитой, — поднимая свой бокал, звучно произнес Завязин, когда официантка принесла пиво.

— Спасибо, — скромно, даже смущенно ответил Юрий, стараясь сдерживать свое ликование, открытое проявление которого — он знал — могло вызвать у друзей негативные эмоции.

— «Спасибо», — улыбаясь, передразнил его Легков. — Ты так говоришь, будто обычный зачет сдал или… новый диван в квартиру купил. Если бы я защитил диссертацию, — задумчиво мотнул он головой, словно пытаясь представить свое душевное состояние в таком случае, — то уже в дупель пьяный был бы…

— Кто ты теперь? Профессор? Или доктор? — громко и насмешливо бросил Рукомоев, почти перебив Легкова, последняя признательная речь которого явно раззудила что-то ему в теле, так что он даже заерзал на месте, словно снизу, из сидения, ему впилось несколько заноз.

Рукомоев отлично знал, что Юрий защитил именно кандидатскую диссертацию, однако, испытав сильнейшее бессознательное желание преуменьшить достижение товарища, своим деланным пренебрежением в отношении свершившегося события демонстративно пытался показать, сколь малое значение оно для него имеет. Но помимо этой нарочитой небрежности, которая сама по себе уже несла совершенно определенный посыл, он предположил, что друг защитил докторскую, сделав это хотя и бессознательно, но с самой конкретной целью. Цель его заключалась в том, чтобы Юрий вынужден был самолично опровергнуть его догадку, самолично принизить себя: вопрос был поставлен так, что, отвечая на него, тот не возвышал бы себя относительно положения, в котором был прежде, а принижал относительно озвученного товарищем предположения. Испытывая жгучее желание девальвировать достижение друга, Рукомоев сделал это одновременно двумя относительно неявными и потому чрезвычайно распространенными способами: деланным пренебрежением к случившемуся событию и намеренным завышением собственных ожиданий.

— Не-е-ет, — простодушно улыбнулся в ответ ему Юрий. — Только кандидат.

— И что это тебе дает?

— Что дает?.. — задумался на секунду Юрий. — Со мной вместе работает девушка, у которой дед доктор наук. Несколько лет назад он уехал в Канаду и, как я понял, неплохо там устроился. Каждый месяц высылает внучке по тысяче долларов. Так, запросто, в качестве небольшой помощи ежемесячно переводит ей тридцать пять тысяч рублей. А у нее зарплата — тридцать.

— Но он доктор.

— Или вот тоже пример, который мне рассказала секретарь диссертационного совета. Не так давно в нашем университете девушка защитила кандидатскую диссертацию, а через некоторое время переехала жить в Англию. Так вот, ее степень автоматически зачли там как высшее образование.

— Ученую степень зачли как высшее образование? — переспросил Легков с разочарованием, даже пренебрежением, но вместе с тем просияв очень довольной, почти ликующей улыбкой, выказавшей его внутреннюю радость данному обстоятельству.

— Да, вроде не соответствует. Но если ты решишь со своим высшим образованием приехать в Англию, то тебе придется его подтверждать. Российский диплом не имеет там безусловного признания. Тебе придется сдавать экзамены по основным направлениям полученной специальности. А та девушка на основе диплома кандидата наук автоматически, без каких-либо дополнительных проверок получила свидетельство о высшем образовании. Неплохо же?

— Ты в Англию собрался?

— Не-ет… Думаю пока годик поработать преподавателем. Сменный график позволяет. А дальше посмотрим…

— Давайте еще раз — за защиту диссертации! — предложил вдруг Легков.

— Ух, кандидат наук, — отпив пива, с веселой улыбкой на лице сказал Ринат и, сложив пальцы так, будто собирался сделать щелбан, поднес руку вплотную ко лбу друга.

— Ну зачем ты это? — проговорил Юрий, не пытаясь остановить товарища, а лишь покорно пригнув голову, в напряжении сведя брови и готовясь принять удар.

Ринат убрал руку. Друзья весело захохотали, и только Каюмов не смеялся, несколько секунд сосредоточенно смотря на Рината, будто пытаясь понять для себя: а действительно, зачем он хотел это сделать?

Вскоре официантка принесла шашлыки, и уже порядком проголодавшиеся друзья принялись за еду, по ходу все более приободряясь.

— Слышал тут новость, — начал Ринат, закуривая сигарету. — В соседней области депутат местного собрания предложил узаконить многоженство.

— Ха-ха! Во дела! Срочно надо туда переезжать, — засмеялся Легков.

— Да это бред какой-то, — сказал Каюмов.

— Почему бред? — вдруг необычно оживленно отреагировал на слова друга Завязин. — По-моему, так и должно быть. Я тут с одним старым товарищем встретился. У него пятеро детей от двух жен, так вот, он мне сказал: «Глеб, я в пять раз счастливее тебя». И он прав! Дети — вот главная ценность в жизни! Кто тебе в старости воды принесет? — слева